Еду, еду старой русскою бедой,
и качает организм мой и трясёт.
Не подвижник и – тем паче – не святой,
но надеюсь заглянуть за горизонт.
И пусть ноги с головою не в ладах,
но протру стекло и, – словно по весне,
из-под снега возникают города
и уходят, деревянные, под снег.
Педаль до пола – полный газ,
и можно вовсе без руля.
Ты убедишься в сотый раз, –
надёжней рельсов колея.
Бесплатен в мышеловке сыр,
но километры не щадят,
и скаты, стёртые до дыр,
вдоль по обочинам чадят.
Еду, еду и глотаю едкий дым,
дым отечества, он горек и солён.
И гремят мостов гитарные лады,
повышая жизни тембр на полутон.
По приёмнику ловлю попсовый вздор,
оставляю дни и годы за кормой
и с попутчиком мусолю разговор –
задушевный и тягучий, как гармонь.
Едем, едем... Из соломы тюфячок
хоть и мягок, да на кочках колет зад.
И пока от самогона горячо, –
не страшны ни глаз дурной нам, ни гроза.
И пока быстрей глашатаев молва,
и пока меж строк читается указ,
будем слушать на заре колокола
и гадать – по ком они на этот раз?
Рубаху на груди порвём,
восславим дурь, припомним старь,
ведь проще жить вчерашним днём,
чем переделать календарь.
И будет вечная среда,
и нам мириться со средой,
покуда первая беда
покорно ездит по второй.