Записки среднечка в школе и дома

21.02.09

-Хочу сразу предупредить, что я не стараюсь всеми способами опорочить личностей, о которых расскажу, а, всего лишь хочу сказать, что жизнь ребенка, порой, намного сложнее жизни взрослого, хотя бы потому, что он не всегда имеет право голоса, хотя некоторым и стоило бы обратить внимание…
Записки среднечка в школе и дома.
-Мама! Мама! - подбежала пятилетняя девчушка к довольно красивой, высокой женщине, и, обняв ее за колени, добавила, - расскажи мне о своем детстве! Ты ведь была маленькая?
-И о чем же ты хочешь узнать? – улыбнувшись, спросила ее женщина.
-Ммм…, - задумалась девочка, заведя глаза к потолку, - о школе, да, о школьных годах, - определенно добавила она.
-А почему именно о них? - удивленно поинтересовалась мама.
-Ну, ведь мне тоже скоро в школу, - объяснила девочка, удивившись, в свою очередь, что это не понятно.
-Ну, хорошо, я подумаю, ответила женщина и ушла.

С этих пор каждый вечер, на ночь, маленькая Диана слушала по одной истории.

;;;

-Началось все с того, что я очень хотела в школу. Это было моей мечтой. Как ты помнишь, росла я без мамы, что мне, однако, совсем не мешало. Бабушка занималась моим развитием с самого детства. После того, как они с папой стали меня растить сами, примерно с двух лет, бабушка сначала взяла отпуск, потом отпуск за свой счет, и, в конце  концов, ей пришлось совсем уволиться, так как поддержка папы была сугубо материальной.
Когда я подросла, она начала меня учить считать и писать, рисовать, в общем, всему, что мне могло понадобиться в дальнейшем. Мне все сложно давалось, но к 1 классу я уже многое знала, многое умела не хуже других, а может и лучше. Я успешно прошла собеседование, и меня зачислили в “А” класс школы, к которой мы были приписаны. Похвастаться ради скажу, что это был лицей.
Но где-то мы услышали, что в “А” классе очень строгая классная руководительница и тогда бабушка записала меня в 1 “Б”. Так и началась моя школьная жизнь, полная разочарований и радостей.
Вскоре я осознала, что учеба в школе – не такое уж простое дело. Я узнала, что все зависит от того, как к тебе относится учитель, а с годами поняла, что учитель бывают разные и научилась в случае необходимости отстаивать свою точку зрения. Но тогда я была всего лишь маленькой девочкой, у которой резко и грубо отбили охоту заниматься.
Мою классную руководительницу звали Александра Кирилловна  Барышникова. Она была женщиной строгой и высокомерной, исключительно любила чистописание. А у меня с самого детства был ужасный почерк, и я ничего не могла с собой сделать, от чего часто страдала.
Сейчас  я думаю, что, наверное, она пыталась таким образом заставить меня улучшить свой почерк, но тогда я всего лишь смирилась, что всегда буду учиться на круглую двойку. Несложно представить мое и бабушкино искреннее удивление, когда в конце учебного года Александра Кирилловна выставила мне все “4” и совершенно спокойно добавила: “А вы сомневались в своей девочке?”. И мне действительно было странно, что, когда мы переехали, и меня определили в другую школу, я оказалась абсолютно такой же, как и все. Ничуть не хуже. И мне странно было привыкать к совершенно новым для меня обстоятельствам, где все относились ко мне по доброму и я стала, если не отличницей, то, по крайней мере, хорошисткой.

;;;

-Я думаю, это история произошла со мной классе в 8, наверное.
Я всегда дружила больше с людьми старше меня, нежели моего возраста. Мне проще с ними общаться и интереснее, проще думать так, как думают они, чем так, как думают мои сверстники или люди младше меня, потому что я могу рассказать им всю правду и они дадут мне совет, а порой, и я им. Они меня понимают, и я их. Так было всегда и сейчас мне кажется, что это не изменится никогда.
Я очень сильно подружилась с двумя своими учительницами, одна из которых была моей классной, а другая вела, как я это назвала позже, два главных предмета “русской этики” – русский и литературу. Я стала их так называть, только когда познакомилась с этой, по-настоящему великой, женщиной. Мне показалось, что я имею честь быть знакомой с вновь родившейся Афиной Палладой. Их имена – Кира Николаевна Татьяненкова и Елена Викторовна Левина. Они обе мне дороги и по сей день, но Елену Викторовну я теперь воспринимаю, как свою мать, потому что она, может быть, даже не зная этого, заменила мне ее, Кира Николаевна же, просто стала мне верным другом.
Так вот, в тот день Кира Николаевна зашла пред 6 уроком к нашему классу и сказала, что после него всем обязательно нужно пойти к Елене Викторовне. Я не придала этому особого значения и подошла к Кире Николаевне, спросив:
-Вы долго будете в школе?
-А что?
-Я хотела сбегать домой за книжкой.
Дело в том, что она попросила меня поискать информацию по краеведению для 6 классов, а у меня не работал Интернет, и мы решили, что я принесу энциклопедию, в которой я нашла хорошие данные.
-А… ну, ты успеешь, можешь даже не спешить.
Но я помчалась домой стремглав. Меня все время подгоняло какое-то странное чувство, и я не ошиблась, потому что когда я вернулась, со мной произошли события, которые произошли со мной не случайно, и страшно было бы, наверное, пропустить их и не быть их свидетелем.
Когда я зашла в кабинет географии, дверь которого была, как обычно, распахнута настежь, то увидела, что там никого не было, только Кира Николаевна одиноко сидела за своим столом и занималась своими делами. Когда я вытащила тяжеленную энциклопедию из сумки, она вдруг сказала мне:
-Отнеси ее Елене Викторовне, извинись и скажи: “Вы давали мне задание найти животных Подмосковья. Я немного опоздала, но, все же, сделала”.
 Я пошла к ней и сказала все дословно, она поблагодарила меня и…началось…
Елена Викторовна спросила меня:
-А ты сможешь рассказать?
Для меня это было полнейшим шоком! Я отшутилась и пошла обратно к Кире Николаевне абсолютно счастливая и не о чем дурном не думающая, но это безраздельное счастье длилось недолго и скоро сменилось на щемящий ужас, какого ранее я еще никогда не испытывала. Это был ужас перед последствиями моего необдуманного отучивания. Просто я никак не могла понять, как я буду смотреть ей в глаза.
Захожу я к ней в класс и прямо с порога говорю ей:
-Что же вы мне не сказали, что это нужно будет рассказать?
А она мне, крайне удивившись:
-А ты что, не сможешь?
А ведь я шла всего лишь сказать ей то, что от меня требовалось и пребывала в абсолютном шоке от того, что меня никто даже не соблаговолил элементарно предупредить, ведь они ждали от меня чего-то, а я даже не имела понятия чего!
И тут Кира Николаевна все рассказала. Я была в шоке. Оказывается, наша школа сотрудничает с некой фирмой занимающейся туризмом, это та самая фирма, которая организовывает наши ориентирования по местности и от них пришла проверяющая и сидит сейчас у Елены Викторовны.
-Так чего же вы меня не предупредили?
-А мы же не знали.
Она пришла без предупреждения к 3-м часам, и начался урок. Такие уроки могут проходить в любое время и класс должен набираться не менее 20 человек т. к. у каждого учителя после уроков есть часы, в которые он ежедневно обязан заниматься с неуспевающими учениками. Но где их возьмешь, эти 20 человек, ведь все или на дополнительных, или просто не могут. Ну, теперь я точно поняла, куда это Анна Михайловна всех срочно созвала после6-ого урока – к Елене Викторовне, набирать численность.
Кира Николаевна очень серьезным голосом сказала:
-Сейчас ты пойдешь к Елене Викторовне, извинишься, скажешь, что сперва испугалась и расскажешь.
Во мне сработал страх. Я серьезно испугалась. Тогда Кира Николаевна взяла мои руки в свои, остановила на мне дико умоляющий взгляд и, очень тихо, почти совсем неслышно сказала:
-Ты можешь помочь сейчас очень хорошему человеку. Ты можешь спасти ее.
У меня внутри все всколыхнулось со страшной, ужасающей силой. Мне показалось, что я сейчас лопну от переизбытка чувств. И тут вошла Ирина Игоревна, которая как раз увидела, как Кира Николаевна держит мои роки в своих и, естественно, не врубившись в то, что здесь происходит и почему это Кира Николаевна умоляет какую то 8-клашку о чем то поинтересовалась:
-А что случилось?
И Кира Николаевна в 2-х словах объяснила ей, в чем собственно дело:
-Да вот эта (как-то она ее не очень хорошо назвала) приперлась и сидит сейчас у Лены.
Лицо Ирины Игоревны, обыкновенно строгое, мгновенно изменилось и стало таким же умоляющим, она даже пообещала мне “5”  по алгебре, если я справлюсь, хотя я еле вытягивала на “4”, тоже сделала Кира Николаевна насчет географии и пообещали поговорить с Еленой Викторовной, насчет литературы.
Ну, по географии у меня всегда была твердая “4” и больше мне не особо было нужно, а вот по литературе мне всегда очень сложно давалась “5”, а в той четверти уже выходила “4”.
Естественно меня подкупило обещание насчет литературы и сознание того, что я сейчас очень помогу Елене Викторовне. Я решилась, предварительно, конечно, сказав, что “5” по алгебре мне не обязательно, но, вот “4”,  не помешает. Я пошла и остановилась у кабинета, простояв там ни много, ни мало, минут этак-10, а потом тронула ручку и, постаяв в раздумье еще какое-то время, повернула ее и вошла. Это решение далось мне не просто так, и я приняла его уже там, около двери, и, войдя, и поняв, что обратного пути нет, решила переть на пролом.
Войдя в класс, я направилась прямо к ней, даже не подумав посмотреть из кого слепили класс и кто же та страшная тетка из-за которой все сегодня пляшут, у меня было строгое направление – Елена Викторовна.
Итак, я вошла в класс, держа направление на нее. Она, естественно, обернулась к вошедшему. Я подошла и говорю:
-Можно я все-таки расскажу (про белочек)?
-Спасибо Алесь не нужно.
Я про себя пробубнила что-то, обернулась и ушла, так и не посмотрев в сторону класса.
Когда я вышла, облегченно вздохнув, но, в то же время, и негодуя на себя за первый отказ, то увидела, что все учителя, которые были в кабинете географии, в том числе и Кира Николаевна, собрались около двери кабинета географии и выглядывали из нее по очередности, как гномы в “Белоснежке”. Я подошла к ним, и они хором спросили:
-Почему так быстро?
Я объяснила, что она отказалась и тогда Кира Николаевна мне поведала, как они за мной наблюдали.
Ирина Игоревна ушла, а я осталась дожидаться “виновницу торжества”.
Когда она вошла, то Кира Николаевна у нее спросила:
-Ну что?
-Сказала: “Работайте дальше.”. Спасибо, Марин.
Кира Николаевна заикнулась о том, чтобы как-то отблагодарить тех, кто участвовал и помогал, но она сказала:
-А никто же кроме(она назвала имя какого-то мальчика из нашего класса, которое я не запомнила) ничего особенного не сделал.
У меня, пардон, отвисла челюсть. А я?! Ради чего я тут мучилась и израсходовала кучу нервов, когда могла спокойно пить чай дома на кухне! Ради кого? Неужели ради того, кто даже не попытается меня отблагодарить. Но мои сомнения, к счастью, не оправдались. Слово не сдержала только Ирина Игоревна, а Кира Николаевна даже при “4”, “3”, “2” умудрилась выцарапать мне “4” за четверть по химии. Вообще-то, она часто мне так помогала, за что ей отдельное: “Спасибо!”.
Прошло какое-то время и на одном из уроков литературы, не успев рассказать стихотворение, я, как и раньше бывало, спросила у Елены Викторовны:
-А можно придти после уроков?
На что она ответила:
-Я не имею право задерживать вас после уроков.
Я в тот год сидела на 1 парте среднего ряда, почти перед столом учителя, поэтому, не вставая с места, я могла задавать вопросы, слышать ответы, видеть выражение ее лица.
Я не знаю, что на нее тогда нашло: быть может, что-то в семье случилось или кто-нибудь из родителей “вылил на нее ушато”. Но я это понимаю сейчас, на свежую голову. Но тогда, мне было очень больно. До конца урока я ни разу больше на нее не взглянула, кажется, я даже больше не слышала ничего, что происходило снаружи. Я сидела как в трансе, и в моей голове лишь непрерывно гремели ее слова. Лишь только Елена Викторовна отпустила нас, я вихрем умчалась из класса и очень скоро была дома.
А больше всего меня мучило то, что она даже не поняла, что сказала и что никогда ни о чем не узнает.
Дома я очень быстро запихнула в себя все, что было на обед, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь, а потом, сказав, что мне нехорошо, ушла в свою комнату, легла на диван, лицом к стенке, и довольно долго проплакала, уткнувшись в подушку и стараясь, чтобы меня никто не услышал.
Благо, очень скоро начались недельные каникулы, и до них я ее больше не видела.
Одному Богу известно, как сильно упало тогда мое о ней мнение: с какой только возможно представить себе наивысшей точки  в минусовую степень, процентов, этак, на 50. Поначалу, все мое существо сопротивлялось этому, продолжая мягко к ней относиться, но я себя одергивала.
Итог был таков, что все каникулы я по крупинкам собирала в себе ее прежний образ, по процентам каждый день, отмечая про себя, насколько я его восстановила. Помню, рассматриваю я старую тую у нас на участке, а про себя думаю: “Так, уже -35, прогресс!”
Никогда не испытавшему такое, наверно, очень сложно представить, насколько трудно мне было восстановить однажды утраченное, и даже думать не хочу о том, что бы со мной случилось, не восстанови я все это.
Господи, как  же сложно поймать, неосторожно вылетевшее слово…

;;;

А эта история произошла со мной в старшей школе.
Вышло так, что вместо 3-х 10-х сформировали только два. И я попала не в тот, в который ожидала. В этом классе некоторые преподаватели были другими, в том числе и по русскому с литературой уже была не Елена Викторовна, а Екатерина Дмитриевна. Это была пожилая женщина с тридцатилетним стажем и консервативными привычками, все у нее зависело от настроения. Она могла в течение полуторочаса сначала с грохотом кидать книги, повышать голос так, что стены тряслись, поинтересоваться у нас: “Какого черта мы тут делаем?!”, - высказываться по поводу нашего класса типа: “С лева дураки, справа паразиты”, - а потом рассказать нам интересную историю и попросите прощения.
Порой мне казалось, что, вроде бы и ничего, а потом у меня волосы дыбом вставали, и я поминутно вспоминала уроки у Елены Викторовны, которые я не случайно окрестила “главными уроками русской этики”. Первые недели я не вылезала после уроков из кабинета Киры Николаевны, приходя к ней в абсолютно раздробленном состоянии, чуть не плача, и за те 1,5 часа, что у нас были она, буквально, склеивала меня по кусочкам, и я шла домой.
Однажды было собрание, на которое пришла и Екатерина Дмитриевна, дав нам всем свои имена. Как я узнала потом, сначала родители засмеялись, когда она окрестила меня монстром (хочу скакать, что, не спорю, я много кем была, но вот кем-кем, а “монстром” я не была никогда), но потом, когда все получили свои прозвища вроде “дерева” и “мозоли”, тогда уже стало не смешно.
Вышло нечто, похожее на “Корпорацию монстров”, где весь Монстрополис – добрые, веселые и забавные монстрики, но есть один – хамелеон, упорно старающийся всем насолить.
Порой, по-человечески и я могу понять ее, когда понимаю, что опять чуть ли не единственная подготовилась к уроку…Но, извините, я никак не могу понять, как можно хвалиться тем, что ты поколотил кого-то указкой и тем, как потом поколоченный просит у вас прощения. За что?! За то, что вы его поколотили?!
Мое мнение, что если и должен тут кто-то просить прощения – так это уж точно не поколоченный!...
Кто-то может назвать массово учителей, которые хвалятся за то, что побили ученика? Нет. Потому что это не правильно, потому что учитель – это не профессия, - это звание, которое нужно заслужить и с гордостью нести.
Они говорят нам – что за врачи получатся из нас, не знающих биологии…, а я говорю – что за учителя получатся из них, не знающих элементарных основ психологии, не умеющих заинтересовать слушателя…
Кроме того есть несколько предметов “русской этики”, учителя которых не имеют права быть похожими на остальных – они должны быть выше всего этого, они должны быть ораторами с Большой Буквы.

;;;

Как вы все понимаете, всегда есть отклонения от нормы и исключения из правил. И, если есть недалекие учителя, то должны быть и хорошие!
Об одном из таких учителей от Бога я хочу рассказать. Вы о ней уже слышали. Ее зовут Елена Викторовна Левина.
Все началось, наверное, в 7 классе. Хотя она начала преподавать у нас в 6, но тогда я, почему-то, ее не помню, наверное, потому, что тогда у меня были очень теплые отношения с учительницей английского или потому, не помню, так ли это, что Елена Викторовна тогда совсем недавно родила дочку и, наверно, редко появлялась в школе.
В любом случае, я помню ее только с 7 класса. И уже в 7, помню, у нас сложились теплые отношения, и к концу года я уже относилась к ней, как сейчас, и мне казалось тогда, что это максимум. Но это оказалось не так – моя любовь к ней и уважение только росли по мере того, как я узнавала ее и о ней.
До нее у нас русский и литературу вела учительница, которая на дух нас не переносила и в следующем году отдала нас Елене Левиной. Но я должна сказать ей огромное спасибо не только за то, что благодаря ей познакомилась с Еленой Викторовной, но и за то, что она, прежде чем отказаться от нас, подарила нам наилучший подарок, какой только могла. Она добилась того, чтобы мы начали изучать русскую литературу, а то в 5 классе мы изучали только зарубежную. Так не должно быть у русских детей.
Иногда я думаю, что именно этому мы обязаны, что у нас появилась Елена Викторовна, а не тому, что Евгения Жарлова нас так не любила. Кто знает, возможно, это так и есть.
Так прошло три или четыре года. В 10 классе все резко изменилось. Если раньше я просто держала про себя все, что думала и чувствовала, то в этом году, когда я попала в класс, где “русскую этику” преподавала Екатерина Дмитриевна, а не Елена Викторовна, видимо, почувствовав, что могу резко и навсегда потерять даже то, что имела, я стала, примерно раз в месяц, не считая праздников, ходить к ней. Просто поболтать.
Возможно, кто-то меня не правильно поймет, но, как я поняла со временем, она стала мне…она заменила мне мать. И общение с ней стало для меня неиссякаемым источником положительной энергии, (что, однако, не означает, что я энергетический вампир), и бальзамом на все мои кровоточащие ранки.
А позже я поняла, нечто, что показалось мне знаком судьбы, - что, если посмотреть на нее издалека и уловить просто силуэт или сзади, то она мне начинает до ужаса напоминать Элизабет Вейр, когда у той накручены волосы как на фото “Орнамент” или в эпизоде 320 “Первый удар”. Это моя любимейшая героиня из сериала Звездные врата, Атлантида”, из вселенной Звездных Врат. Я очень люблю ее и уважаю за ее удивительный характер – она, одновременно, способна быть сильным лидером, способным выдержать все превратности судьбы и все нападки со стороны руководства, которых, поверьте, огромное множество, настолько жестоких, что такой мягкий человек, подобный ей, давно бы уже сломался или, того хуже, чокнулся. А она терпит, и достойно из всего выходит. Но, в то же время, она очень мягкий и ранимый человек, которому нужен хороший и верный друг, чтобы хоть иногда ее одергивать, чтобы она не совершила во вред себе и на благо общества непоправимых поступков, которые окажутся никому не нужны.
Я бы описала ее так: Лиз – настоящая леди, справедливый лидер, достойный враг и верный друг. Она бунтующая идеалистка, как верно выразилась Торри. Еще могу сказать, что таких людей, как док – мало, что их много обижают и мало ценят, что каждый из нас должен брать с нее пример.
Елену Викторовну я, конечно, не так хорошо знаю, как Доктора Вейр, но догадываюсь, что характером они вряд ли похожи. Однако их внешнее сходство для меня удивительно и многозначно.
Все эти годы я молчала, но когда почувствовала хоть малое продвижение по той лесенке, по которой я решила пройти до самого конца – в конце концов, стать подругами с Еленой Викторовной, меня прорвало. За этот год, что я училась  в 10 классе, она и я узнали друг о друге столько, сколько нереально было узнать до сих пор за все прошедшие годы.

;;;

Меня всегда удивляла и поражала одна вещь, которую, наверно, я никогда для себя не смогу объяснить.
Я помню, какими хорошими подругами мы были в начальной школе с одной девочкой. Ее звали Оксана Тобольская. Очень талантливая – великолепно рисует и играет на пианино. Но я не об этом.
Дело в том, что мы были очень дружны еще потому, наверно, что наши матери очень дружили.
Возможно, они и до сих пор дружат. Хотя, скорее всего, уже нет. Я не знаю.
Потом, когда мы перешли в среднюю школу, и поменялся класс, у меня не сложились отношения с детьми. До сих пор не понимаю, почему, ну да ладно. Но тогда это было большой проблемой, пока все не наладилось.
Так вот, я о том, что мы с ней как-то раздружились. Нет, мы по хорошему друг к другу относились, но уже не было прежней дружбы. Потом, спустя годы, у нас зашел разговор об этом. Она сама его начала. Я узнала, что наша, как это было прежде, или, может, лишь казалось, некогда крепкая дружба развалилась на глазах, превратившись в элементарно уважение, по простой и, черт возьми, банальнейшей причине – она побоялась тоже стать недругом в классе и просто поверила тому, что болтают.
Меня до сих пор не столько удивляет и огорчает, что так вышло, сколько поражает то, что это вышло именно с ней. А больше всего удивило, можно сказать, даже ошарашило то, что она вдруг решила в этом признаться. Признать ошибку.
Хотя все эти годы она лучше всех в классе меня понимала, ну или хотя бы делала вид. А мне этого было вполне достаточно.

;;;

Ну почему так бывает? За что?! Для чего? Мне сложно осознать, зачем так делать.
Вот моя новая история…
На этой неделе папа привез брата на дачу, на целую неделю, и чтобы он немного попривык к нам, остался и сам на выходные. А сегодня, сегодня особенный день – сегодня 4 июля – День Ангела у Елены Викторовны и я с утра встала с чудесным настроением: отправила ей подарок в Одноклассниках и поздравила(мешочек счастья – так на нем было написано), и сделала запись в Дневниках. Но еще, еще у нас сегодня засорилась раковина в ванной и папа поехал в магазин, чтобы купить и заменить нужную деталь.
Пока папа был в отъезде, бабушка рассказала мне, по секрету, что он ее упрекнул вчера за то, что она при мне спросила его про Алину, сестру его жены, что я с ней переписываюсь и говорю о том, что она считала секретом, а она потом доводит это до папы, а ему неудобно, т.к. он рассказывал это бабушке тоже, по секрету. Не понимаю, что особенного я сказала, когда предложила ей не относить вещи брата, из которых он вырос, в церковь, ведь недаром, когда венчаются, арендуют всю церковь, именно для того, чтобы избежать лишних глаз, а для ребенка, которому еще нет даже полутора лет сглаз – неприятная штука, кроме того дети в таком возрасте не ломают ноги…
А Сашка сломал…
Вобщем мне неприятно, когда так происходит, когда информация, не предназначенная папе доходит до него через тех, кому она доверена, мне неприятно, когда обо мне шушукаются за моей спиной, когда мне улыбаются, а потом высказывают недовольства в мой адрес кому-то из родных, когда упрекают во всем, в чем только можно, а я должна молчать, когда нагло лгут, хотя прекрасно знают, что я всегда стараюсь говорить только правду и не терплю лжи, когда люди начинают критиковать все то, что мне дороже всего на Свете и, при этом, искренно полагают, что они идеальны.
Кто-то скажет, что идеальных людей нет, кто-то же полагает, что он идеален, я же скажу, что идеальные люди есть, но не те, которые сами себя считают таковыми. Вот я – точно знаю, что я неидеальна. Кроме того, тем, кто полагает себя идеальным сложно живется, потому что они зависимы от мнения окружающих, как бы они это не отрицали.
А больше всего меня в ней отрицательно настраивают ее постоянные «Я». «Ты представляешь, как папе со мной повезло?» - Угу, говорю, прямо ангел, «Да!» - уверенно говорит Кристина, «Почему тебе проще рассказать что-то чужой тетке, а не мне?!» - с упреком интересуется она. Все просто – эта «чужая тетка» всегда выслушает, никогда ни в чем не упрекнет, при случае задорно вспомнит смешное из своей, или моей жизни и даст мудрый и дельный совет, т.к. знает обо мне почти все. А важнее всего для меня искренность этой «чужой тетки».
Я всегда буду помнить те два последних месяца в прошлом учебном году, когда мне ежедневно нужна была поддержка, а не упреки, и только от нее я ее получала с постоянными: «Ты это мне брось: «А вдруг?» Все будет ок! Нос выше!». И я благодарна Айрин за это. Всегда буду.
Айрин для меня, как Зена для той маленькой девочки в эпизоде 508 «Небольшие проблемы». У меня никогда не было такого друга, как она. Кстати, она первая спросила меня, не надоела ли она мне, это означает, что общение со мной для нее тоже важно. И мне это очень важно!
И что я должна теперь делать?! Молчать, как просит бабушка? Нет! Не на ту напали. Я понимаю, что должна вести себя аккуратно и продуманно, но это не означает, что я буду молчать. Мне сейчас даже страшно представить, что бы я ей написала, узнай я это от бабушки пораньше, ведь я отвечала Кристине сегодня на письмо…
Так что же мне сделать: написать ей письмо, дождаться, пока она приедет забирать брата и поговорить, или, может, лучше просто послать ей этот рассказ?
Не знаю. И не хочу даже об этом думать. И, все же, я должна. Здесь я обязана не промолчать. Или, наоборот, важно сдержаться и промолчать? Я ведь себя знаю: я буду очень! долго молчать, но когда начну говорить, то мало не покажется…
Здесь важно не ошибиться с выбором правильного варианта, но в таких случаях меня мало волнуют побочные последствия. Только результат.

Продолжение следует…