Эта история случилась почти сто лет назад – 16-го ноября 1906-го года в Нью-Йоркском зоопарке.
Знаменитый итальянский тенор Энрико Карузо приехал в Нью-Йорк на гастроли: 28-го ноября открывался оперный сезон в Метрополитан Опере – оперой Пуччини “Богема” с Карузо в роли поэта Родольфо. За каждый спектакль певец должен был получать по 1500 долларов – немалые, по тем временам, деньги. Карузо поселился в пятикомнатном номере в отеле Савой, как раз напротив Сентрал-Парка, где находился зоопарк.
И вот, 16-го ноября он вышел прогуляться, пришёл в зоопарк и остановился перед клеткой с обезьянами. Посетители зоопарка мгновенно узнавали певца – его плотную фигуру, набриолиненные усы, пальто с меховым воротником, котелок и длинный сигаретный мундштук. Карузо был, как всегда, польщён вниманием, но не подавал виду. Он прохаживался не спеша, опираясь на тросточку, игнорируя шопот и взгляды публики, улыбался одной женщине, подмигивал другой, предложил конфетку маленькой девочке. Наконец, он подошёл сзади к высокой миловидной женщине в свободном пальто и широкополой шляпе. Несколько минут назад она кокетливо улыбнулась Энрико, и 33-летний холостяк решил, что это – призыв к действию. Он приблизился к женщине, протянул к ней правую руку и ущипнул за нижнюю, как говорится. часть. Женщина сперва замерла, потом закричала так, что даже обезьяны в клетке приутихли: “Негодяй! Животное! Как вы посмели… вы… насильник!..”
Тут же появился полицейский, положил руку на плечо Карузо и спросил: “В чём дело? Что здесь происходит?” Обиженная женщина сказала, показывая на потерявшего дар речи Карузо: “Вот это существо только что оскорбило меня! Я – миссис Ханна Грэм, я живу в Сентрал Парк Ист. Я требую, чтобы вы арестовали этого монстра и предъявили ему обвинение в оскорбительном поведении. Именно он должен быть за решёткой, а не эти обезьяны!” “Послушайте! – протестовал Карузо. – Вы знаете, кто я? Я – Энрико Карузо, певец. Вы не можете…” “Мне всё равно, кто вы такой, – прервал полицейский, – можете петь в участке”.
Немного погодя миссис Грэм и Карузо прибыли в полицейский участок, где Карузо разыграл сцену, полную драматизма и достойную любой оперы. Он подошёл к столу сержанта полиции, упал на колени и со слезами в голосе произнёс: “Вы не можете так обращаться со мной! Эта женщина лжёт. Её подговорили. Какой-нибудь ревнивый соперник! Они все завидуют и ненавидят меня!..” Сержант холодно посмотрел на Карузо: “Поднимись, дружок. Останешься здесь, в участке, так что будешь иметь дармовую еду и бесплатные нары”. На что Карузо стал бить себя в грудь и кричать: “Не имеете права! Дайте мне позвонить моим друзьям – миссис Вандербильт или миссис Астор!” Ему разрешили сделать один звонок, но он не стал беспокоить своих влиятельных друзей, а позвонил директору Метрополитан Оперы Хейнриху Конриду. Через час Конрид приехал в участок, и Карузо освободили до суда под залог в 500 долларов.
Пока Карузо прятался в пятикомнатном номере и переживал свой позор, наутро все газеты мира, от Нью-Йорка до Токио, вышли под заголовками “Насилие в обезьяньем питомнике”. Карузо всегда славился своей привязанностью к женскому полу. Его сексуальная жизнь, равно как и голос – бархатный и полный обаяния – были хорошо известны в обществе. В течение недели читатели американских и других газет получали подробности из жизни Карузо.
Энрико Карузо родился в Неаполе, в Италии, 23-го февраля 1873-го года, в многодетной семье механика. Я употребляю термин “многодетной”, потому что в разных источниках биографии певца говорится о том, что у его отца было трое детей, 18 детей и даже 21 ребёнок. Семья жила очень бедно. Единственной едой была рыба, да и ту приходилось подбирать на доках. Энрико редко спал на чистых простынях, редко носил чистые рубахи, и поклялся как-то, что, когда он станет богатым, то будет есть только мясо и будет носить только свежие, накрахмаленные рубашки. Его постоянно мучили голод и жажда, и Энрико нашёл способ, как заработать на пропитание: у него был хороший голос, и он за плату от безголосых кавалеров пел серенады их возлюбленным. Он настолько преуспел в этом деле, что мать Энрико стала настаивать на том, чтобы он брал уроки вокала. Но как оплачивать эти уроки? С учителем вокала договорились, что тот будет брать плату за уроки натурой – сыром, оливами и фруктами, которые семья Карузо получала от родственников из деревни. Кроме того, Энрико подрядился помогать местному строителю фонтанов (кстати, один из существующих в Неаполе фонтанов построен при его участии).
Когда Энрико исполнилось 20 лет, его призвали в армию, но через несколько недель отправили домой, потому что в нём не было ничего от исправного солдата. Вместо него пошёл служить младший брат Джованни. Энрико решил стать оперным певцом. В ноябре 1894-го года он дебютировал на оперной сцене в неаполитанском Teatro Nuovo в опере Морелли “L’Amico Francesco”, в роли 60-летнего старика. “С моими выросшими усами и весом, – вспоминал Карузо, – мне не составляло труда выглядеть на 60 лет”. Вскоре он выступил в роли Фауста в опере Гуно. Ему платили примерно 3 доллара за спектакль. Когда однажды к нему пришли фотографы из газеты, у него не оказалось чистой рубахи. Карузо завернулся в простыню и сказал, что его единственная рубаха находится в стирке.
Три года спустя, в 1897-м году, Карузо дебютировал в Миланском Teatro alla Scala в опере Чилеа “Арлезиана”, а затем выступил в опере Джордано “Федора”. Тогда же он решил посетить композитора Джакомо Пуччини, опера которого – “Богема” – была поставлена в 1896-м году. Карузо приехал в Лукку, где жил композитор, и представился как “неаполитанский поэт”. Пуччини рассмеялся и попросил Карузо спеть арию Родольфо из “Богемы” – в ней есть высокая нота “до”. Карузо спел арию очень легко. Пуччини поразился и воскликнул: “Кто послал тебя ко мне? Бог?” С тех пор Карузо пел все главные мужские роли в новых операх Пуччини – Tosca, Madame Butterfly и Fanciulla di West. В 1903-м году Карузо спел Родольфо вместе с сопрано из Австралии – Нелли Мельба, они покорили публику в Монте-Карло и в Лондоне. Мельба говорила, что их голоса слились в один.
Карузо дебютировал в Метрополитан Опере в 1903-м году и гастролировал по всему миру, ему платили уже по 600 долларов за спектакль. Американским слушателям особенно нравились чистота и лёгкость голоса Карузо, а партнёры певца жаловались на его неожиданные шутки. Он мог, пожимая руку партнёру по дуэту, вложить в руку куриное яйцо, наливал воду в шляпу баритона, наполнял чернилами бокалы для вина. Когда однажды в опере Верди La forza del destino не выстрелил пистолет, Карузо повернулся лицом к зрителям и прокричал: “Бенг! Бенг!”
Уже несколько лет Энрико Карузо жил с певицей Адой Джакетти. У Ады было не очень выразительное сопрано, зато у неё был весьма бурный темперамент. Она была на 10 лет старше Энрико и – по его выражению – на 100 лет опытнее его. У них было двое сыновей – Родольфо, 1898-го года рождения, и Энрико, 1904-го, но формально они не были женаты: Карузо всячески этому противился. Он говорил: “Каждый вечер я погружаюсь в кровь, интриги, неверность и прочие трагедии, и отказываюсь погружаться в это в течение дня. Впрочем, моя жизнь с Адой – это длинная, бесконечная опера, которая закончится только со смертью одного из нас или обоих сразу”. Карузо отказывался дать своё имя матери двоих детей. Он не брал её с собой на гастроли по Европе и Америке, более того – не хотел, чтобы она была с ним рядом в Нью-Йорке, где он был любимцем многих женщин из так называемого высшего общества. Позднее Ада Джакетти утверждала, что Карузо разрушил её карьеру, что он украл все её драгоценности, испортил её внешний вид тем, что заставлял плакать, и даже уговорил домработницу в Милане перехватить письмо, в котором Аду приглашали на работу в Нью-Йорк. Она подала на Энрико в суд, требуя для себя 36,000 долларов, но он возбудил дело против неё самой, обвинил её в клевете и выиграл. Аду Джакетти признали виновной, оштрафовали на 1000 лир и даже, в её отсутствие, приговорили к году тюрьмы. С тех пор она умолкла, но Карузо до конца своих дней ежемесячно отправлял ей чек с припиской – “матери моих сыновей”.
История с Адой ещё не пришла к своему завершению, когда в ноябре 1906-го года Карузо неосторожно ущипнул миссис Грэм. Суд над ним должен был состояться 20-го ноября, и он прятался от газетчиков и от любопытных в своём отеле.
Между тем, многие женщины, привлечённые скандалом, стали вдруг вспоминать случаи, когда Карузо вёл себя неприлично и по отношению к ним. Одна девушка – любительница оперы и завсегдатай всех спектаклей – вспомнила, как однажды Карузо предложил подвезти её домой в своём лимузине, но по дороге неожиданно набросился на неё, стал рвать на ней платье и зашёл бы далеко, если бы это не увидел проезжавший мимо конный полицейский. Полицейский остановил лимузин и хотел тут же арестовать Карузо, но девушка, боясь, что ей придётся рассказать про этот случай родителям, отказалась предъявить претензии к своему обидчику. Другая женщина сообщила, что Карузо, выходя однажды из театра, вдруг прильнул к ней, и вообще вёл себя, как “один из грязных стариков, которых можно встретить иногда в метро”. Эти истории ещё до суда выносили приговор певцу.
Утром 20-го ноября Карузо поднялся рано. Всегда очень щепетильный по отношению к своей одежде и личной гигиене, он принял одну ванну до завтрака и вторую – после, набриолинил усы и голову, одел тёмный костюм, пальто и самую мягкую шляпу, взял трость и отправился в суд. У здания суда уже стояли толпы поклонников и недоброжелателей. Какой-то недоброжелатель кричал: “Убирайся домой к своей итальянской любовнице! Можешь насиловать её, а не наших американских женщин!”
Когда Карузо занял своё место в зале суда, пот катился с него градом. Сперва выступил полицейский, арестовавший его у клетки с обезьянами, а миссис Грэм в суд не пришла. Карузо дал свои показания на ломаном, но всё же понятном английском. Он всё отрицал: “Она мне улыбалась! Больше ничего не случилось. Если бы что-нибудь случилось, мадам пришла бы в суд! Почему она не пришла, чтобы обвинить меня лично?” На что прокурор ответил: “Миссис Грэм не пришла потому, что она боится. Обвиняемый – итальянец, и некоторые его соотечественники могут попытаться “убедить” миссис Грэм, что ничего вообще не произошло”. Прокурор намекал на банду сицилийских воров и бандитов под названием “Чёрная рука” – предшественников будущей нью-йоркской мафии.
Надо сказать, что несколькими годами спустя сам Карузо стал объектом притязаний этой банды: два итальянских гангстера были посажены в тюрьму за то, что под угрозой смерти вымогали от Карузо 15,000 долларов за его, якобы, безопасность.
Судебное заседание перенесли на следующий день. Заместитель комиссара полиции Нью-Йорка обвинил Карузо в непотребном поведении и заявил, что не следует его вообще пускать в Соединённые Штаты. Судья же посчитал, что это уже слишком, но всё же признал Карузо виновным и оштрафовал его на 10 (!) долларов – сумму, которую Карузо зарабатывал за одну минуту пения. Певец, однако, покидал зал суда как мелкий хулиган и отброс общества. В течение нескольких дней он получал ругательные письма и телефонные звонки с угрозами кастрировать его для его же собственного блага. Сам же Карузо опять замкнулся в своём номере, восстанавливая физические и моральные силы для премьеры “Богемы” 28-го ноября.
Во время премьеры оперный зал заполнили Вандербильты, Асторы, Морганы и прочие звёзды нью-йоркской галактики. Карузо блестяще исполнил роль Родольфо, и зрители стоя аплодировали ему. Он покинул сцену со слезами на глазах, ушёл за кулисы и обнял своего друга-неаполитанца Антонио Скотти, который исполнил роль хужожника Марчелло. “Всё в порядке, Рико, – сказал ему Антонио. – Всё уже позади. Но помни, что в Нью-Йорке надо вести себя так, как ведут себя жители Нью-Йорка. Задницы у американок – для того, чтобы на них сидеть, а не для того, чтобы ты их щипал”.
Следуя этому совету, Карузо стал сторониться женщин и избегать неприятностей, связанных с ними, вплоть до 1917-го года, когда он опять поддался чарам очаровательной женщины – Дороти Парк Бенджамин. До этого он постоянно повторял, что никогда не женится и объяснял своё убеждение так: “Я – замечательный певец потому, что я – холостяк. Никто не может петь, если он не смеётся. А если я женюсь, то никогда уже не буду смеяться”. Впрочем, на этот раз Карузо изменил своему убеждению.
Он познакомился с Дороти на вечеринке в Нью-Йорке, и она призналась ему, что в течение пяти лет является его поклонницей. Её отец – зажиточный адвокат, узнав, что пара собирается жениться, потребовал от Карузо приданого в размере полумиллиона долларов. Карузо отказался внести приданое и предложил Дороти выбирать между ним и её отцом. Дороти выбрала его, и 20-го августа 1918-го года они поженились. Карузо записал в своём дневнике: “Свадебные расходы – 50 долларов”.
Через год у счастливой пары родилась дочь Глория.
Между прочим, в фильме “Великий Карузо” с Марио Ланца в роли Энрико рассказана история этой женитьбы, хотя и с большой долей фантазии.
Имя Карузо не появлялось на первых страницах газет до 1920-го года, когда агентство Ассошиэйтэд Пресс сообщило о том, что из его летней резиденции на Лонг Айленде были украдены драгоценности на сумму в 300,000 долларов. Драгоценности найдены не были, и Карузо говорил жене: “Главное, что ты и ребёнок в безопасности. У нас ещё будет полно драгоценностей”.
Он тратил своё большое состояние на покупку монет и редких марок (когда Карузо умер, он оставил более 5 миллионов долларов). Ещё он купил роскошную виллу в Италии.
В 1919-м году Карузо отпраздновал 25-летие своего пребывания на оперной сцене. На гастролях в Мехико Сити он спел Радамеса в “Аиде” – спектакль проходил на арене для боя быков, при 25-ти тысячах зрителей. Последней ролью Карузо стала роль Элиезера в опере Жака Фроменталя Галеви Le Juive, в последний раз он спел её 24-го декабря 1920-го года на сцене Метрополитан Оперы.
Замечу попутно, что эта опера исполняется крайне редко. Её название – Le Juive (“Еврейка”) в советских источниках именовалось “Жидовка” (что неудивительно), или ещё “Дочь кардинала”. Партия Элиезера очень трудна вокально, и не каждый тенор решается её исполнять. Михаил Александрович в своих концертах пел иногда арию Элиезера, начинавшуюся (в переводе с французского) словами “Рахиль, ты мне дана небесным провиденьем…”
Опера шла на сцене Метрополитан Оперы с 1919-го по 1935-й год; после Карузо роль Элиезера исполнял Джованни Мартинелли. Следующая постановка этой оперы состоялась в 1974-м году в Барселонском оперном театре с Ричардом Такером в роли Элиезера. Не так давно опера Le Juive была опять поставлена в Метрополитан Опере, я слышал её по радио. Элиезера пел молодой прекрасный тенор Нил Шикофф.
Но вернёмся к Карузо. Хотя ему было всего 48 лет, его здоровье стало резко ухудшаться. У него возникли проблемы с горлом; будучи в Соединённых Штатах, он дважды, уходя со сцены, сплёвывал кровь изо рта. Врачи подозревали плеврит и бронхиальную пневмонию. После нескольких операций, летом 1921-го года Карузо с семьёй вернулся в Италию для восстановления здоровья, но было поздно: 2-го августа в отеле Везувио в Неаполе он умер. Весь мир соболезновал вдове великого тенора. В день похорон Карузо в Нью-Йорке были приспущены все флаги. Среди венков у его гроба был и венок от британской королевы, которая, выражая мнение многочисленных поклонников Карузо, сказала, что уникальная манера его пения “задела что-то в её сердце”.
Хотя он жил 100 лет тому назад, его голос задевает и наши сердца. Жаль только, что молодое поколение, воспитанное на поп-музыке, роках и рэпах, вряд ли знает даже имя Энрико Карузо.
2004 г.