Я не тот, кто будет тебя греть ночами
одеялом с простроченными краями.
Я не тот, кто спрашивает -"хочешь чаю?",
с утра с малого предпочитаю
Кофе, батон и масло наслаивать,
Пока нож не покроется белою коркою.
Я не тот, кто купит тебе что-то
Дорогое,
я вообще редко что-нибудь покупаю.
Ты поссоришь меня с головою,
Потом поругаешь с Господом Богом,
Скажет папа: "ты меня огорчаешь",
Скажет мама: "хватит молчать, пожалуйста!",
а потом и они от меня отстанут.
Ты не будешь все это читать,
А пойдешь дальше по сайтам,
Проверять не пришел ли бонус
Или не хочет ли познакомиться
С тобою кто-то "тот самый",
По всем пунктам выше подходящий.
А я ничегошеньки делать не стану
С этим, и тем, что не влезло в "читать дальше",
по причине переизбытка знаков.
Нет ни Бога, ни головы, ни папы с мамой,
ничегошеньки нет,
или правильнее "не осталось".
Только я, как назло, каждый день
просыпаюсь и просыпаюсь.
Наливаю себе в наказание чай,
в промежутках пока ты
помнишь меня и меня забываешь
от переизбытка градусов
или в толпе "тех самых",
не зная
на ком остановиться и как поступить правильнее.
Между батоном и сливочным маслом,
между ножом и ладонью мягкою,
между тобою и мною,
между Господом и головою,
папой и мамой,
всеми моими стихами
теряются всякие связи,
когда просыпаюсь, осознавая
себя чем-то проходящим,
чем-то "не ставшим",
не замыкающим
на себе всё вышесказанное.
"ты меня беспокоишь" - скажет мне папа,
мама - "я не для этого тебя рожала!",
а потом и они смирятся.
Ты у меня осталась
на кончиках пальцев,
помнишь, когда читал тебе
псалтырь тысяча пятый -
"любишь делать больно,
придется волей - не волей
полюбить и прощать,
и утешать".
Запомни его,
сделай татуировку.
Я тебя не оставлю,
даже если ты
оставишь меня
просыпаться под одеялом
швами наружу, считая,
что так правильнее.
Пожалуйста, исправь меня,
как исправляют цыгане
линию жизни сами
ножом с коркою масла
и кипятком чая
по мякоти белой руки.
Прости меня,
ты не будешь это читать,я знаю,
Но ты - это всё,
что у меня осталось.
И я ничегошеньки с этим
делать не стану.