Играет ветер юбками цыганок.
Слетает вата с пыльных тополей.
Бомжуга, подкирявши спозаранок,
Ползет на пляж глазеть на лебедей…
Она лежит красивая как скрипка,
В бесстыдной неге бедра раскидав.
И мир ему не кажется ошибкой,
И засыпает будней волкодав.
Ему нудистки издали довольно,
Все остальное вышепчет листва.
Он так бы жил, отвязанный и вольный,
Сам по себе, как малая трава.
Он поклонялся б шороху прибоя,
Песку и солнцу, теплой синеве,
Луне и звездам ночью над собою,
Кукушке утром, вечером сове…
Он так бы жил, с кузнечиками ладя,
В круговороте неповинных дней,
На красоту таинственную глядя
Без алчности, как на чужих детей.
Он так бы жил, когда бы на планете…
Когда бы все… Когда б не он один…
Как тяжко дышит город на рассвете,
Выплевывая черный никотин!
И в унисон с осипшим Вавилоном
Бомжуга сплюнет, зябко матерясь,
Заснет в кустах под комариным звоном,
Во сне богам языческим молясь.
Он там поспит и, искупавшись в море,
Загаром грудь сухую усладит,
Закат проводит, перекурит горе
И сутки жизни тихо победит