Совсем недалеко пропел не выспавшийся деревенский петух, и одновременно залаяла собака соседей. Духота мешала спать. На полу лежали разбросанные письма, записки, второсортные фотографии, для которых не нашлось места в альбомах для гостей. Все-таки, их невозможно было выбросить – это была такая настоящая жизнь.. хотя и черно-белая, с пятнами, под беспощадной паутиной времени.
Вчера он не приехал в ресторан. Она странно обрадовалась, когда узнала, что предупредил об этом. Только руки вдруг стали тяжелыми. Так долго укладывала дрожащими пальцами жесткие, непокорные волосы. Пришлось несколько раз начинать сначала. Даже мелькнула мысль – пойти на вечер как когда-то, просто дав волю золотому водопаду, который обычно выглядел толстой, дисциплинированной, невыразительной косой. С волосами справилась, с аритмией – нет.
С одноклассниками она не виделась 30 лет. После начальных классов родители отправили ее - деревенскую девочку, к родственникам в столицу – учиться в музыкальной школе. И жизнь сложилась так, что вернуться сюда больше не пришлось. Но все эти годы она старательно заботилась о своих волосах, никогда не поддалась искушению отрезать их, или покрасить, или даже пойти к парикмахеру и сделать прическу. Сама заботилась о длине. И к волосам притрагивались только ее руки.
....Он любил ее волосы безумно. Обычно садился в классе так, чтобы мог играть во время урока ее косами: завязывал цветные нитки, бумажные ленточки, на которых писал ее имя, вешал цветные пуговички, которые приносил из дома, втыкал длинные травинки, которые собирал во дворе деревенской школы, перья голубей, сережки из спелых вишен, цветущей липы, колючих каштанов. Иногда белизна ее бантиков вдруг озарялась красной жар-птицей или маком под пером молодого деревенского таланта. Однажды, он даже пытался удержать на заколках и дрессировать двух улиток, которых нашел у дверей после теплого, майского дождя. Тогда учительница поставила его в угол до конца урока.
Волосы росли так быстро, что каждый год их резали, и у всех тряпичных кукол в деревне были ее волосы. Каждый вечер, укладывая дочку спать, мама долго и старательно чистила всякие пушинки, травинки, семечки и листочки, расплетала и заплетала вновь, и вздыхала о том, как быстро летит время.
Да... быстро. И вот, в этой коробке из-под иностранных конфет и лежали все эти драгоценности. Коробку папа привез из первой и последней своей командировки за границу, когда получали на автобазе новую немецкую технику. А драгоценности все еще сохраняли запахи поля, голубей, красок, хотя ее чемодан лежал на шкафу с зимней одеждой. Тетушка обильно сыпала одежду нафталином, пытаясь сохранить пальто давно ушедшего дедушки, но даже нафталин не подавлял эти запахи. Или ей так казалось.
- Почему не спишь? Уже поздно.. или рано.. – ощутила запах чая раньше, чем услышала слова тети.
- Да, вот, воспоминания... Не все пришли сегодня, смотрю альбом... Даже странно, что на волосах нет ничего постороннего, - и улыбнулась про себя устало. – Идем спать, тетя, мне ехать через пять часов, а еще не собралась. А завтра вечером выступать.
Через пять часов, когда она уже садилась в машину и махала рукой пожилой женщине у калитки, подбежал белесый мальчишка, и протянул ей небольшой пакетик, перевязанный золотой тесемкой.
- Тетенька, меня попросили передать вам это, и что нужно открыть у воды.
- Как в сказке?.. – засмеялась. – А кто просил? Эй, ты кто такой? – но мальчика уже не было.
Проехав километров два, она вспомнила, что недалеко от дороги был родник – любимое место детей и деревенского скота. Нашла место, свернула, пытаясь войти в колею, чтобы машину не сильно трясло. Да, слава богу, родник живой! Оставила дверь открытой. Вышла, вдохнула глубоко. Погрузила руки в холодную свежесть воды. Прищурила глаза от бликов. Убрала несколько веток, и вода свободнее кинулась вдаль, заиграла веселей на солнце.
Не спеша, она взяла коробку, повертела в руках, улыбнулась, предвкушая сюрприз, и развязала осторожно узелок тесемки. Аритмия напомнила о себе. В коробке оказалось... оказались... две улитки, на чьих спинках были приклеены начавшие увядать цветки ромашек...
Улыбнулась... Погладила ромашки, расправив немного примятые лепестки. Потом осторожно оставила улиток у родника. Расплела косу, и дрожащими пальцами стала заплетать заново, вплетая длинную золотую тесемку.
Утренний воздух поля, пропахший травами и наполненный журчаньем воды, тихо расположился на заднем сиденье машины, и только время от времени, как капризный пассажир, соскучившись, играл концами тесемочки и уже посеребрившимися волосами у висков женщины. Она смотрела в зеркало над ветровым стеклом машины, и почему-то, а может – кому-то, улыбалась.