Маленький тосканец

Наум Сагаловский
     Маленький тосканец – это великий итальянский дирижёр Артуро Тосканини, родом из провинции Тоскана. Toscanino по-итальянски и значит – маленький тосканец.
     Несмотря на то, что он был всего пяти футов ростом, Тосканини был грозой музыкантов и певцов во всём мире. Его вспыльчивый и раздражительный характер доводил их до слёз. В то же время Тосканини никогда не боялся высказываться открыто обо всём, о чём думал, в том числе – и о фашистах, и об их лидере (дуче) Бенито Муссолини. Поэтому итальянским чёрнорубашечникам был отдан приказ “преподать урок” строптивому маэстро.
     15-го мая 1931-го года к Teatro Communale в Болонье подъехал автомобиль, в котором находился Артуро Тосканини. Его узнавали по короткой полной фигуре, по внимательным и решительным глазам, по шляпе с закрученными полями. Тосканини вышел из машины, и тут его окружили чёрнорубашечники. Они пришли к театру по приказу местного фашистского вожака, многие из них держали в руках тяжёлые дубинки. Их задачей было “научить Тосканини хорошим манерам” за то, что он осмеливался не подчиняться указаниям дуче. Возле театра стояли также и несколько полицейских, но они делали вид, что их ничего не касается.
     Тосканини вместе с дочерью Вандой стали пробираться сквозь толпу. Хулиганы начали плевать в него, двое из них набросились на маэстро и дубинками наносили ему удары по шее и по плечам. Другие стали бить Ванду по лицу и угрожать дубинками и ей. Понимая, что до входа в театр им не дойти, Тосканини с дочерью при помощи шофёра отступили к автомобилю и уехали в гостиницу. Той же ночью фашисты собрались под окнами их номера, выкрикивая оскорбления и угрозы “Смерть предателю!”
     На следующее утро эхо этого скандала разнеслось по всему миру. Дело в том, что Артуро Тосканини, хотя и был лишь вторым, после Бенито Муссолини, самым известным в мире итальянцем, по той любви, которую испытывали  к нему любители музыки, был, безусловно, первым.
     Он не любил Муссолини, но не был политиком. Напротив, он всегда отличался наивным равнодушием к политике. Конфликт Тосканини с фашистами был, впрочем, легко объясним. Дело в том, что, кроме любви к музыке, Тосканини был привержен к идеалам гуманизма, свободы и равенства. В этом он был человеком мужественным и безкомпромиссным. Он всегда говорил то, что думал, а если слов оказывалось недостаточно, предпринимал активные действия ради своих идеалов. Конфликт с Муссолини начался с того, что Тосканини отказывался исполнять фашистский гимн Giovenezza перед началом своих концертов. Несмотря на требования и угрозы, маэстро своего решения не отменял. Не помогла даже личная просьба самого Муссолини. “Политика и музыка – несовместимы”, – таково было последнее слово Тосканини.
     В концертных и оперных залах Италии слово Тосканини было законом. Его вспыльчивости и несдержанности боялись больше, чем неудовольствия фашистских боссов.
     Фашисты решили завлечь Тосканини в ловушку. Его выманили из миланской оперы в Болонью, пригласив дирижировать оркестром в концерте в честь старого друга маэстро – композитора Джузеппе Мартуччи. Тосканини, конечно, с удовольствием на это согласился. И вот, в последний момент профашистский мэр Болоньи информировал Тосканини о том. что если он не начнёт концерт гимном Giovenezza, концерт будет отменён. До начала концерта оставалось три часа. “Ни за что! – заявил Тосканини. – Я буду дирижировать оркестром, несмотря ни на что”. О том, как чёрнорубашечники встретили его у театра, мы уже знаем. Но последствия скандала 15-го мая приняли неожиданный оборот. В Милане студенты собрались на главной площади города, выкрикивая лозунги: “Evviva Toscanini!” (“Да здравствует Тосканини!”) и “Долой фашистов!” Демонстранты срывали оперные представления в Риме, Милане и Турине. Американский дирижёр Серж Кусевицкий, русский по происхождению, отменил серию концертов в Италии до тех пор, как сказал он, “пока не будет восстановлена справедливость по отношению к моему коллеге”.
     Сконфуженный Муссолини объявил, что он временно берёт Тосканини под свою защиту. 7-го июня 1931-го года Тосканини получил разрешение покинуть Италию. Покидая родину, на границе с Швейцарией Тосканини сказал: “Если хотите – можете меня убить. Но пока я жив, я буду говорить всё, что думаю”. Расставание с родиной продлилось 15 лет.
     Но за эти 15 лет итальянцы не забыли своего любимца. Они слушали на коротких волнах трансляции его концертов. Когда американские войска в 1945-м году вошли в Милан, первым, что они увидели, был лозунг, написанный большими буквами на стене оперного театра Ля Скала – “Vogliamo Toscanini!” (“Хотим Тосканини!”).
     Тосканини вернулся в Италию в апреле 1946-го года, и опять, как в старые времена, оперные певцы и музыканты оркестра с ужасом думали о том, что их ждут несдержанные выходки великого дирижёра, его почти невозможные требования и неуправляемый характер. Маэстро признавал лишь высшие стандарты, причём – любой ценой. Разумеется, простым смертным тяжело было соответствовать этим стандартам, и тогда начинались знаменитые приступы Тосканини. Он мог ругаться, как матрос, на итальянском, немецком, французском и английском языках. “Убийцы! – кричал он проштрафившимся музыкантам. – Свиньи! Клоуны! Когда я умру, я вернусь на землю и устроюсь вышибалой в борделе, и никого из вас туда не пропущу. Никого!”
     Известная певица, сопрано, отличавшаяся полновесной фигурой, была вся в слезах. После того, как она сфальшивила ноту, маэстро сказал ей: “Если бы у вас вот здесь (и он приложил палец к голове) было столько же, сколько здесь (и он приложил палец к бюсту певицы), вы пели бы гораздо лучше!”
     Когда словесные высказывания и оскорбления не достигали цели, у Тосканини начинались приступы вспыльчивости и раздражительности. Он ломал об колено дирижёрские палочки и кидал обломки в музыкантов. За этим следовали его ручные часы и всё, что попадалось под руку. Зачастую летела в оркестр и лампа с дирижёрского пульта. Много раз Тосканини хватал с пульта партитуру, рвал на части нотные листы и тоже швырял, как конфетти, в оркестр. Однажды он даже сорвал с себя рубаху, разорвал её на куски и вцепился зубами в собственную руку, поранив себя до крови. В Америке, где Тосканини был главным дирижёром Нью-Йоркского филармонического оркестра, он неоднократно прикладывался к тяжёлому дирижёрскому пульту. Дошло до того, что этот пульт прикрепили болтами к стальной раме, но всё равно маэстро ухитрился однажды сорвать пульт с болтов и швырнуть его со сцены. Один скрипач из его оркестра так описывал припадок Тосканини: “Это был самый ужасающий звук, который я когда-либо слышал. Казалось, что этот звук исходит из самих внутренностей Тосканини. Он как будто становился в два раза больше, его рот был широко открыт, лицо становилось красным, как перед началом апоплексического удара. И тогда раздавался ужасный звук невероятной силы”.
     Иногда было опасно даже находиться рядом с маэстро, когда его кровь начинала закипать. Так, во время репетиции 9-ой симфонии Бетховена в Турине Тосканини вышел из себя и нечаянно попал своей палочкой в глаз одному из музыкантов. Музыкант подал в суд. Один из известныз психологов, профессор Пастор, дал показания в пользу Тосканини и сообщил суду: “Я провёл специальное патологическое обследование синьора Тосканини и обнаружил, что во многих случаях на этого принца дирижёров находит такое возвышенное умопомрачение, что он теряет свои нормальные качества. Гений, который находится внутри, или – скорее - вне его, видоизменяет его до такой степени, что сдерживающие маэстро нервы полностью парализуются. В порыве вдохновения он становится трагической жертвой искусства и не способен отличать плохое от хорошего. Возвращение его к нормальному состоянию после выступлений весьма затруднительно, поэтому он испытывает нервное истощение, не может спать, его зубы непроизвольно стучат, его мускулы, руки и ноги болезненно скованы, и весь его организм вибрирует, как почва после ужасного землетрясения”.
     Основываясь на показаниях профессора, судьи оправдали Тосканини, объявив при этом, что “гения нельзя судить по меркам, применяемым к простым смертным”. Гений же часто винил во многом самого себя. Много раз он кричал музыкантам: “Это я виноват! Я не объяснил вам, что я слышу внутри себя!” То, что он слышал “внутри себя”, и составляло музыкальный характер Тосканини. Его видение основывалось на буквальной интерпретации оригинальной партитуры композитора, он не обращал внимания на сложившиеся традиции в исполнении тех или иных произведений. Один из американских критиков писал о Трсканини: “Он уподоблялся реставратору, который очищает великие полотна, никогда прежде не виденные в их оригинальных красках современными зрителями”.
     Разумеется, взгляды Тосканини на музыку создавали дополнительные трудности для музыкантов, многие из которых привыкли к тому, что можно пропустить неудобную ноту или бегло пробежаться по трудному пассажу. Один из оркестров, которым дирижировал Тосканини, настолько был измучен его постоянными криками “Но!”, что прозвал дирижёра “Тосканоно”. Но Тосканини был настолько талантлив как дирижёр и настойчив в достижении своих замыслов, что его влияние на музыкантов было буквально магическим. Ни один из дирижёров до Тосканини не достигал такой точности в оркестре, результаты его были зачастую откровением.
     Партитура была для Тосканини Библией, но он редко пользовался ею. Почти все произведения он знал напамять. Он мог запомнить оперную партитуру, включая все вокальные и инструментальные партии, хоры и даже сценические указания, за одну ночь. На следующее утро он мог уже репетировать, не открывая нот, и не ошибался никогда. Однажды один из тромбонистов оркестра появился в уборной Тосканини перед началом оперы “Аида” с жалобой на то, что его инструмент испортился и он не может взять какую-то ноту. Тосканини на минуту задумался, а потом сказал музыканту: “Не волнуйтесь. Этой ноты вообще во всей опере нет”.
     Впрочем, тому, что Тосканини предпочитал запоминать партитуры наизусть, есть простое объяснение: он страдал близорукостью. А близорукость развилась у него потому, что в детстве он читал в кровати даже тогда, когда отец выключал свет. Детство Тосканини прошло в бедности. Он родился 25-го марта 1867-го года в Парме. Семья была настолько бедной, что на столе никогда не было мяса. Такой факт пригодился Тосканини позже, когда он поступил в музыкальную консерваторию в Парме, где царила монастырская обстановка. Там основной едой была рыба, на мясо студентам выдавали специальные талоны. Тосканини продавал свои талоны на мясо, а вырученные деньги тратил на покупку нот. Но рыбная диета оставила свой отпечаток: позднее Тосканини никогда в своей жизни рыбы не ел.
     В консерватории Тосканини пришлось учиться игре на виолончели. Пришлось – потому что инструменты не выбирались студентами, а назначались им. Но с самого начала его привлекало дирижирование, он даже создал нелегальный студенческий оркестр и репетировал с ним тайком, за закрытыми дверями. Администрация, впрочем, об этом узнала, оркестр разогнали, а самого руководителя посадили в наказание на хлеб и воду. Всё же консерваторию Тосканини окончил с отличием. Свою профессиональную карьеру он начал как виолончелист. Он поступил в оперную труппу, которая ездила со спектаклями по всему миру. И вот однажды (это случилось в Рио-де-Жанейро 30-го июня 1886-го года) Тосканини получил шанс быть дирижёром. Ведущий дирижёр оркестра во время представления оперы повздорил с певцами и покинул театр. Оперой стали дирижировать два других дирижёра, но их освистала недовольная публика. Тогда кто-то из певцов вспомнил 19-летнего виолончелиста: “Этот парень всю оперу держит в голове”. Тосканини стал за дирижёрский пульт, утихомирил публику и спас представление.
     Вскоре молодой маэстро стал нарасхват во всей Италии. В 1892-м году он дирижировал премьерой оперы “Паяцы”, а в 1896-м году – премьерой “Богемы”. Когда в 1926-м году его пригласили дирижировать первой постановкой оперы Пуччини “Турандот”, Тосканини столкнулся с дилеммой. Дело в том, что Пуччини умер, не закончив оперы, и Тосканини, всегда свято соблюдавший авторскую партитуру, не мог мириться с последней сценой оперы, которую закончил композитор Франко Альфано. Маэстро разрешил дилемму просто: когда он дошёл до момента, где кончалась партитура Пуччини, он остановил оркестр, положил свою дирижёрскую палочку, повернулся к публике и сказал: “В этом месте смерть остановила руку мастера”, после чего покинул оркестровую яму.
     Несколько раз смерть пыталась остановить руку самого Тосканини, и ему каждый раз везло. Однажды в Швейцарии он поднимался в горы, поскользнулся на уступе, но успел схватиться за верёвку. Другой раз, когда некий офицер разговаривал на представлении оперы, Тосканини возмутился и вызвал этого офицера на дуэль. Он явился к месту дуэли, но офицер извинился, и на этом дело закончилось. В Сицилии местная мафия потребовала, чтобы их любимый оперный певец бисировал после удачно спетой арии, но Тосканини этими требованиями пренебрёг. Члены мафиозного братства были настолько ошарашены таким поведением маэстро, что сделали его почётным “крёстным отцом”. В мае 1915-го года Тосканини взял билет на трансатлантический рейс на борту шикарного лайнера, но передумал, и лайнер ушёл без него. Лайнер этот назывался “Лузитания” – это его 7-го мая атаковали торпедами немецкие подводные лодки. Тогда погибли 1200 пассажиров.
     Во время Первой мировой войны Тосканини собрал военный оркестр и давал концерты на передовой. 1-го сентября 1917-го года, когда оркестр исполнял вальсы и марши для солдат в окопах, рядом стали рваться австрийские бомбы. Итальянские солдаты начали отступать, но Тосканини не сдвинулся с места и продолжал дирижировать оркестром. Ободрённые такой невозмутимостью, солдаты вернулись, пошли вперёд и атаковали траншеи противника.
     Если Первая мировая война была для Тосканини испытанием его храбрости и мужества, то Вторая мировая война стала испытанием его принципов. Он отказывался выступать в странах, где главенствовали фашисты. Так, маэстро прекратил дирижировать оркестром в городе Бейреус, когда Гитлер стал использовать музыку Вагнера для того, чтобы подкрепить расистскую идею о превосходстве немцев. Он перестал участвовать в Зальцбургском фестивале, несмотря на личную просьбу Гитлера, потому что на фестиваль был приглашён про-нацистски настроенный дирижёр Вильгельм Фуртванглер. Знаменитый дирижёр-еврей Бруно Вальтер умолял Тосканини вернуться в Зальцбург, хотя бы для того, чтобы показать, что искусство – выше политики. Ответ маэстро был коротким и реалистичным: “Мой вам совет, – сказал он Бруно Вальтеру, – немедленно уезжайте из Австрии”. Вальтер уехал и сохранил свою жизнь. В конце концов и Тосканини последовал за Вальтером. Но изгнание из Италии, впрочем, не укротило темперамент Тосканини. Певцы и инструменталисты попрежнему ощущали на себе его вспыльчивость и приступы гнева.
     Группа музыкантов из оркестра Метрополитан Оперы обратилась  к менеджеру театра с жалобой на то, что Тосканини обижает их, называя непотребными словами. Менеджер посмеялся и сказал: “Идите, идите. Вы бы слышали, какими словами он называет меня!..”
     Однажды, будучи на концерте, король Болгарии выразил желание лично засвидетельствовать маэстро своё почтение. Тосканини передал ему, что он во время антракта никого не принимает. То же самое произошло с королём Англии Георгом VI и королевой Елизаветой в 1939-м году. Когда они пригласили Тосканини в королевскую ложу, он прислал им отказ с такой припиской: “Всякие королевские церемонии во время концерта мешают мне сосредоточиться на музыке”.
     Военные годы Тосканини провёл в Америке, проявляя тот же характер, что и всегда. В свои 80 лет он обращался с исполнителями, как с рабами. После одного сезона в Метрополитан Опере половина исполнителей была на грани нервной катастрофы. Инструменталисты показывали своим детям портрет Тосканини и пугали их: “Не будете слушаться – старик придёт и заберёт вас!”
     Однако, “старик” с годами стал более мягким. Он изредка давал публичные концерты, ограничиваясь работой на радио и телевидении с симфоническим оркестром NBC. Именно с этим оркестром 4-го апреля 1954-го года Тосканини дал свой последний концерт. Ему было уже 87 лет, и за неделю до концерта он официально ушёл с поста главного дирижёра. Где-то в середине увертюры к опере Вагнера “Тангейзер” седой, небольшого роста дирижёр вдруг остановился, опустил руки и стал глядеть в пространство. На контрольном пульте началась паника, и для того, чтобы заполнить паузу, звукоинженеры срочно поставили пластинку с записью Первой симфонии Брамса. Но через несколько секунд Тосканини очнулся, и увертюра продолжалась. Больше он не дирижировал никогда. Через три года, в 1957-м году, маэстро умер. Ему было 90 лет.
     У Тосканини было много имитаторов, но лишь один дирижёр удостоился его внимания. Маэстро считал своим творческим наследником молодого талантливого итальянского дирижёра Гвидо Кантелли. Кантелли, к сожалению, ненадолго пережил своего учителя – он погиб через несколько лет в авиакатастрофе, ему было 36 лет.
     Надо сказать, Тосканини всю жизнь боялся людей с так называемым “дурным”, или “дьявольским” глазом (как, впрочем, и его враг – Муссолини), которые, по распространённому поверью, приносят несчастья. По-итальянски человек с дьявольским глазом называется jettatore. И вот однажды Тосканини появился в миланском театре Ла Скала, чтобы дирижировать первой постановкой оперы Вебера Euryanthe, и почувствовал вдруг, что некий человек по имени Джованни, приветствовавший его на входе – jettatore. У Тосканини, по его словам, застыла кровь, но его уговорили начать представление. Сначала всё шло хорошо. Оркестр замечательно сыграл увертюру к опере , и Тосканини, поражённый этим, решил, что Джованни потерял свою дьвольскую силу. После увертюры в зале разразились продолжительные аплодисменты, которые длились 10 минут. Зрители вскочили со своих мест с криками “Бис!”
     Вот как рассказывал об этом сам Тосканини:
     “Они кричали пять, потом десять минут. Я стоял неподвижно спиной к залу и ждал. Они не давали мне возможности начать оперу… Я никогда не позволял бисировать в Ла Скала. Никогда. Миланцы хорошо об этом знают. И наконец я понял! Jettatore! Дьявольский глаз! Это его работа! Зрители кричали “Бис!” Я обернулся и крикнул: “Никаких бисов!”, сломал пополам дирижёрскую палочку и бросил её в зрителей. После чего ушёл домой и лёг спать”.
     Лишь через неделю, когда Джованни запретили появляться в театре, Тосканини вернулся и дирижировал оперой. Она стала жемчужиной сезона. 
      
2004 г.