Она лежала на дороге в белом платье,
Раскинув руки, приоткрыв немного рот,
Как на невидимом таинственном распятье,
И в лёгких влагой заменялся кислород.
Я не могла смотреть на белые ладони
И на мерцание глядящих в небо глаз.
Она же тонет в этой боли, вижу, тонет!
Но как помочь, пока в ней пламень не угас?
Я выбегаю на дорогу, наклоняюсь
Над бледно-розовым улыбчивым лицом
И вижу, как души безмерная усталость
Сковала намертво удушливым свинцом.
Шепчу бессмысленно, поднять её пытаясь,
Боюсь, что каждая секунда дорога.
И мы пошли вдвоём, под ливнями шатаясь
Через густые травы по седым лугам.
Она мне тихо говорила о свободе,
О высоте неотягчённых смыслом птиц.
Ещё недавно под пушистым небосводом
Она сама кружила танцы меж границ,
Крылами белыми таила ночью звёзды
И опалила невзначай свои мечты.
Упала ангелом в далёкий край морозный
На путь дорожный, рассекающий цветы.
Она лежала на дороге в белом платье,
Впервые чувствуя отчаянье, печаль.
Как хорошо ей быть теперь в моих объятьях,
С улыбкой спрашивать: «Родная, будешь чай?»
И я смотрю, как расцвела она румяно,
Забыв, наверное, про крылья в небесах,
И понимаю, - в ней нет тьмы и нет изъяна,
Нет лжи в мерцающих и ласковых глазах.
Я не скажу ей ничего о прошлой жизни,
Я не напомню ей свободу и полёт.
Так сделал каждый бы, надежду полюбивший.
И правда светлая со мною в гроб уйдёт...