Монолог Иосифа Бродского

Киселев Василий Иванович
   
               
                " Как хорошо, что некого винить,
                как хорошо, что ты никем не связан,
                как хорошо, что до смерти любить
                тебя никто на свете не обязан..."
                И.Бродский. "Воротишься на родину".



                1


Я - призрак...
Лечу над Венецией,
Мимо
Каналов, мостов, фонарей, посудин на рейде…

Милым
Мне кажется город…
Базарчик, где гуляли с Евгением Рейном...

Минным
Полем отмерен мой путь –
Прочь от фанфар и речей,
Цветистых и нобельских –

Домой, в Ленинград…  И дальше, на Север, –
К Норенской!..

...Туда, где ещё не остыли следы
Воды, моей юности, первой любови…
Туда, где горек Отечества дым,
Мимо зевак и домишек убогих,

Туда, где заросший погост 
Меня ожидал напрасно,
Где был – не хозяин, не гость,
А просто прохожим праздным.

Лечу я, мама, к тебе -
Обнять твой кладбищенский камень.
Мимо страданий и бед,
Недругов с кулаками.

Лечу я к тебе, отец –
Ты был так умён и статен!
Счастливейшее из детств –
Моё… Ты – его создатель!..

Лечу я, Марина, к тебе, -
Прощанием жизнь подытожить.
...Мне машет монаший Тибет  –
Но я ведь не был святошей.



                2



… Я входил в "обезьянник", -  тюремную клетку;
Пилигримом скитался по весям и градам.
И в исподнем встречал Господнее Лето,
Никогда не просил награды.

Я бродил по земле... Сменил сто ремёсел...
Мне молитва стиха - милее, чем "дачка"!
… В стылом мраке "столыпина", до сердца промёрзнув, –
Всё же верил в звезду свою и удачу.

Письма слал - не домой - а Римскому другу.
Одиночеством был я - как губка! - пропитан...
Целовал не вождей, а Ахматовой руки,
Никогда не держал обиды.

И - незримо был связан с родимой Невою,
Находясь на другом конце полушарий.
И пурга – пересмешница волчьего воя -
Поднимала пальто, карманы обшарив.

Я всем бедам в лицо - усмехался... смеялся...
/А "столыпин" считал креозотные шпалы./
... Я вкусил до изжоги - Всей-Руси-Тунеядец! -
Труд упорный и зримый...  и тупое "горбалово"...



                3



...Я кирзою месил деревенскую глину,
В Коноше сторонился - "сук", "крысятников", жмотов...
Холод Севера клял... Прятал за плинтус
Кипятильник...  Грубил вертухаям при шмоне.

Моих снов рваный ритм в карцер брошен конвоем.
/Там о жизни подумать - время было навалом!../
Во всех норенских сварах - дезертир был, не воин;
Поджигал "Беломор" угольком поддувала.

Находил в горизонте - торжество плавных линий,
Изнывал от жары, жажды, голода, гнуса...
Провожал в сером небе журавлиные клинья
И мечтал поскорее - в свой Питер вернуться.

... Я свободы вино пил на трёх континентах,
Но возил всё ж с собою с номерочком фуфайку.
Загибался с похмелья... Принят был Президентом.
Стылость рук моих синих зализывал fire.

Спал в степи, на земле, где копытили гунны.
/Я до самого дна чашу горя изведал!../
Любовался Горгоной на оградах чугунных
И себя ощущал чужаком беспросветным.

Чтоб цинга не прилипла - жрал с мороза ранетки.
//Смертью мамы я был до печёнок распорот!..//
Жил в Нью-Йорке... С судьбою играл в Русс-рулетку.
Слыл героем никчёмных газетных разборок.

Мои рёбра крушили кирзачами громилы -
Я насквозь задубел и не чувствовал боли.
... Я оставил всех тех, что меня вскормили
На холодном бетоне взлётного поля.

Хлеб чужбины я грыз, зуб ломая о корки.
Дважды - клинил "мотор"... Трижды - в море тонул...
Из предавших меня - вы составите город,
Из плюющих проклятья - небольшую страну.

И - кружила беда, круг свой резко сужая,
Август сыпал под ноги переспелую жимолость.
Что сказать вам о жизни, что была мне чужая?.. -
Только с небом я чувствую нерасторжимость.

...Я на Невский взирал с высоты Кордильеров,
Декламируя в бездны еврипидову "Федру",
Мне тянули сигары  - "Кури!.." - гондольеры,
Огонёк зажигалки упрятав от ветра.



                4



... Я, небритый, бродил по Нью-Йорку - как хиппи,
На китайском базаре брал и киви, и слив...
"Ххэккк!.."- рывком поднимался на хрипатое: "Хипиш!..",
Пуще глаза берёг свой прожжённый всквозь клифт.

Я хранил в своём сердце - рассветы Расеи,
Её жаркие полдни...  и снегов белых простынь...
... Я пил ром на холодной скамье Колизея,
Вспоминая украдкой Васильевский остров. 

"Ниоткуда с любовью!.." -  осень листья дарила.
/ Я вдыхал их огонь - до безумия рыжий!/
Вьюги вторили сердцу: "Марина... Марина...",
В городке, занесённом под самую крышу.

Рвались в небо мои корабельные кедры.
Я входил в храм Петра... Ночевал в бомж-каморках.
Пели песни печали мне встречные ветры,
Прилетевшие с берега Белого моря.
   
… А теперь, повинуясь попутному ветру  -
Я лечу в Ленинград и к местам моей ссылки.
Прикурив сигарету от дремлющей Этны,
С верхотуры взирая на Эльбрус и Шипку.

… Смерть поправ - как Христос! - я воскресну в Игле,
Подпирающей небо –  Адмиралтейства.
Проклиная забвенье,  болезни... и тлен,
Я спешу совершить своё скорбное действо –

И обнять тот, холодный, запорошенный камень,
Под которым лежит моя милая мама. 
... Но Пространство сжимает моё Время руками,
И его остаётся уже очень мало.

… До рассвета мне нужно вернуться в Венецию –
Чтоб побег мой Богами был не замечен.
И 100 грамм поминальных - пить будет не с кем,
Свою жизнь подытожив до самой омеги.

И – ветра в своей прыти  совсем не умеренны,
И свидание с Родиной, - будто с любимой.
Что забыли меня – рупь за сто! – да, уверен я,
Числясь в списках умерших, инфарктом убитых.

… Вот уже пролетаю - Германию… Данию...
И мандраж наполняет уставшую грудь,
И волнуюсь я, словно на первом свидании,
И - безмерно далёк возвращения путь…