Зелёный, плотный воздух пеленал,
уютною тоской немых объятий,
два белых кипариса на закате,
по светотеням солнечных лекал.
Дней шёпот сонным облаком витал,
в небесной выси, спутанный сетями
полётов птиц с дремотными дождями,
дрожа как луч, упрятанный в кристалл.
Сквозь терпкий воздух проступала твердь.
Скользили тени, греючись кострами,
росу и хлеб, как камни собирали,
столетьями оплачивая смерть.
Безмолвный хор оплавленных свечей
стекал в песок тягучими слезами
и застывал спонтанными слоями,
осипших от молчания речей.
Качнулся ржавый маятник судьбы,
слепым самоповешенным Гомером,
приговорённым к жизни высшей мерой
многоголосой памяти толпы.
Усталый голос вечности земной
был неподвластен временным утехам
и растворяясь в бесконечном эхе,
искал непредназначенный покой.