детский сон

Настя Романькова
Бабка-вьюга мне пела бессловный, больной напев,
в узких ставнях свистела, грозила клюкой во мгле.
Мать бранилась с отцом, заливала слезами гнев,
я лежала одна, одинёшенька на земле.
Ножки мелко плясали, спелёнутые платком,
и немножко тошнило от сладкого молока,
тень от свечки, кусаясь, металась под потолком,
сказка в мыслях текла, невозвратная, как река.

Я ждала, что однажды меня украдут Они,
деревянные духи и тысяча тысяч рук,
понесут через лес, вознесут до небес - и вниз;
разорвав, залатают мне тело, и впустят в круг.
Там, где синие птицы примёрзли навек к ветвям,
где пытливые лисы в сугробах нашли приют,
я услышу свой голос, которого не отдам,
Они пляшут по кругу, и вьются, а я пою.

Ночь совиным крылом раскрывалась над головой,
разноцветным платком расстилался под ноги день.
Пела я свои песни, да слышался волчий вой;
люди шли стороною, чужие к чужой беде.
И когда леденела гортань, и за душу страх
крепко брал и держал, синим духом дыша в лицо,
мать, за свечкой зайдя, уносила огонь в руках,
знала - нет ничего драгоценней, чем детский сон.