Мой ломкий ломтик бреда, вкусный лист
бумаги, чушь прекрасная, чернила
текут, текут, текут.
А впрочем, чушь - всегда прекрасна и не тонет.
Но это - присказка, закладка кирпича
и будущий приют бездомной мысли.
Верней - её отсутствия. Сегодня
рука сама выводит письмена,
привычкой к иероглифам ведома, -
ить, как-то знает ямб и держит ритм,
что тоже онанизм и тоже скучно,
и самых честных правил, и лайяй.
Вот так смотрю, и почерк - точно голос,
какой-то монотонный мелкий звук,
бесстрашие в миниатюре, разность,
отличие ввиду всех прочих черт.
Того гляди, возникнут титлы, яти, еры,
сии букашки мёртвые для бус
шаманящего кулинара, чорта,
с невинным видом врущего в часовне,
что Аполлон с него не сдёрнет шкуры.
Как Леонардо завещал смотреть на плесень
и видеть в ней божественные лики,
вот так смотрю.