"Будь верен даже до смерти, и дам тебе венец жизни" (Откровение, II, 10)
Светлой памяти С.П.Мельгунова, автора книги «Красный террор в России» и О.В.Волкова, автора книги «Погружение во тьму», посвящается.
В грязном кабинете губернской чрезвычайки черные кудреватые волосы, чуть тронутые сединой на висках и их хозяйку, поглощал туман, накатывавший на город. Папироса в тонких белых пальцах дрожала, ногти с тонкой полоской грязи под ними, с едва заметными белесыми крупинками от кокаина, с синими прожилками под красной шелушащейся кожей, нервно постукивали по зеленому сукну стола.
«Мне кажется, что сейчас здесь так же холодно, как холодно было тогда, в Рыбинске?», - сказала курчавая. Ее собеседница, 30-летняя женщина с крупным некрасивыми носом, ответила:
«Да, помню. Еще как. Так здорово было разбивать офицерью головы железными колотушками. Мозги во все стороны. На холоде это было замечательно. Бьешь и не потеешь. Но вот руки мерзли.
Кудрявая улыбнулась:
- Перчатки надо было одевать, те, что в Харькове делали. Сдирали с живых кожу и на перчатки. Молодцы. Правда, плохо, говорят, кончили плохо.
- Это да. Вон, эта, как ее….Взбрело в голову, что белые собираются
привязать к ее хвосту лошади и пустить ее вскачь… Сколько она тогда народа перетопила? Сколько барж?
- Кажется, две.
- Молодец. Хотя, лучше заживо хоронить. Медленнее, но больше удовольствия.
Кудрявая задумалась.
- Не скажи. Больше удовольствия от кокаина и от офицеров. Перевяжешь им там веревкой и удовольствия… А потом в расход, к Духонину в штаб.
Носатая мечтательно поглядела в потолок.
- Да… Вот это жизнь была. Давай выпьем. А потом того, что решили, кончать будем.
Она разлила спирт по стаканам. Мутные глаза в мути тумана наливались красным.
В дверь постучали.
- Кого несет?
В кабинет вошел красноармеец.
-Тебе чего, боец?
- Вот. Привел. Женщина. Сказала, что важно, что…
- Иди прочь… А эта пусть заходит…
… Она вошла в кабинет, и ее встретил запах немытых женских тел.
Курчавая спросила:
- Тебе чего? Что важное.
Носатая смотрела в белое мраморное лицо посетительницы. Когда-то отец, сапожник в маленьком западном городке, показывая на похожую барышню, говорил, что такой цвет кожи бывает только у воспитанниц Смольного института.
- Я пришла просить за мужа, сударыни.
Женщины рассмеялись.
- Какие мы тебе сударыни, сука? Не проси. Даже знать не хотим.
Посетительница встала на колени.
- Во имя любви.
-Убирайся пока цела. Мы сегодня добрые. К Духонину в штаб одного отправляем.
Лицо женщины просветлело.
- Значит вы все таки… Спасибо вам. Я знала, что у вас есть сердце.
Они долго смеялись, когда она закрыла дверь. Грязные потаскушки смрадной революции. Потом они пили спирт. И кокаин щекотал им ноздри. «Пора», - сказала кудрявая и они вышли из кабинета.
…А в это время морковный рассвет приближался к городу. На дальних подступах к нему он окрашивал в пасмурно-желтые тона темно-серые убранные поля. И их заливал дождь, а в лужах только одному Богу были слышны мокрые шаги женщины в черном платье. И две версты по чавкающей земле, всего лишь секунда в вечности молитвы. Придорожная часовня встретила ее дверью, заколоченной крест накрест досками. Она бессильно прислонилась к стене. Мокрая известка, обнажающая кровавый кирпич, отпечатывалась на одежде, а слезы катились по щекам, падали вниз, в лужи, смешиваясь с плевками и затоптанными цигарками, тех, кто был здесь ранее. Тех, кто притащил эти доски, кто вколачивал гвозди…
...«К Духонину, дура». Она поверила… И прибежала домой. И там ей объяснили, что это значит… И тогда она бросилась куда глаза глядят… Не зная, как жить. И в мертвой тишине рассвета, она услышала тихие слова. И сквозь разбитое окно увидела…
…По каменному полу, босой, едва прикрытый рваной одеждой, в синяках и грязи, шел молодой человек. Внезапно помещение часовни вдруг стало увеличиваться в размерах и превратилось в изумительной красоты церковь, с чудесным иконостасом и исполненными внеземной доброты ликами на стенах. Внезапно она увидела этого же молодого человека в трапезной. Он стоял на коленях и, воздевая руки к лазоревой синеве бесконечной неба, молился. Она смотрела на него и в душу входил покой. Поднявшись с колен, молодой человек помешал уголья в печке, осенил себя крестным знамением и, сказав: "Знаменася на нас свет лица Твоего, Господи", - лег в испускающие жар угли печи. Женщина закричала, а молодой человек, вдруг оказался у самого окна. Посмотрел на нее добрым, светлым взглядом и исчез. Она услышала, как на землю падают доски, преграждавшие вход в храм. А молодой человека, уже был рядом с ней. Сказал он: "Не смей никому говорить о том, что видела ты, до моей смерти". Она молча кивнула головой. «И милость Божия пребудет с тобой», - сказал он. Она свернула за угол часовни и увидела, как он сколотил из досок крест и пошел в сторону города. И морковный рассвет поглотил его в своей неизбежной благости…
… Подразделения Марковской дивизии Добровольческой армии вошли в город около полудня. Серое небо расступилось. Показалось солнце. На чёрных погонях вензеля «М» смотрели в небо России. Дух Сергия Радонежского, незримый, исполненный сияния, вел «За веру, царя и отечество».