Было

Леонид Горяев
               
          (Рассказ приятеля)

Я за Уралом  жил тогда, в деревне,
был молод, боек, ветер в голове,
ходил к одной, ну… не сказать царевне,
но симпатичной молодой вдове.
Не регулярно, а, скорей, в охотку.
Вот как-то раз в январский вечерок
зашел в сельмаг, купил конфеты, водку,
еще чего-то. Опрокинул «сотку».
(Мороз. Чтобы в дороге не продрог).
И двинул. А жила она далече.
Однако худо-бедно ли дошел.
Условный стук. Открыла дверь. Ну,… встреча,
пальто на гвоздик, а «пузырь» на стол,
конфеты ей. Она же из подвала
(не поленилась, слазила) достала
капусту, огурцы, свиное сало
и прочее. И подает стакан.
Один. А для себя? Она не может,
не хочет. Так ведь я же буду пьян?
А это как бог на душу положит.
И, вообще, напрасно я пришел.
Она не в настроении, не в духе,
Ох, как капризули-молодухи!
А я-то к ней приперся с «голодухи».
Кто я теперь? Козел или осел?
И вот сидим, у нас почти размолвка.
Она конфеты нехотя жует,
Я надираюсь, словно идиот,
злюсь на нее, конечно, втихомолку:
«Ишь, ваше благородие, не хочет».
Нахохлился, обиженный, как кочет.
Хотя не прав, понятно наперед.
Насмарку все. Приканчиваю водку.
Бутылка вся. Похоже, обалдел.
Кляну свою бессмысленную «ходку»,
встаю, стараясь сохранить походку,
пальто беру. Не сразу, но надел.
Теперь до дому. Шапку нахлобучил,
Хозяйке пожелал благополучья.
(сквозь зубы процедил-проговорил)
и в сени, за порог, в мороз колючий.
Дверь за собою крепко притворил.
В сенях темно. Я шарю и кружу,
но выходную дверь не нахожу,
на улицу. Ну, темень, как у негра…
Или в печной трубе, или гробу.
Да прямо караул, земные недра,
до выхода никак не догребу.
Позвать Наташку? Ну, хозяйку то есть.
Поможет, ясно, мигом прибежит.
Мешает что-то. Никакой не стыд
и не зашевелившаяся  совесть, -
амбиция, паскуда, не велит.
Нет спичек! Но обвыкся понемножку,
Глаза привыкли, и не так темно.
Гляжу наверх – похоже на окошко,
там с двух сторон пропилено бревешко
и вытолкнуто. Вот и все окно.
И я, дурак набитый, спьяну, сдуру
решил пролезть сквозь эту амбразуру.
Размеры, оценив нетрезвым оком,
я подошел. Внизу как раз дрова,
ступенька! Я башку просунул боком.
Она прошла, хотя едва-едва
( не ободрать бы уши ненароком).
Потом вперед толкнулся раза два.
И… подо мной разъехались дрова.
И я на шее собственной повис,
уже не достаю ногами вниз.
Когда-нибудь такого остолопа
хотя бы в жизни раз видали вы?
Я шеей убедился в том, что жопа
гораздо тяжелее головы!
Я заорал. Наташка услыхала,
на выручку ко мне рванула шало,
собакой сквозанула через сени
на улицу. Ведь я туда ору.
Шарахается, ищет: «Где ты, Сеня?»
А я одно: «Скорей, а то умру!»
А где я есть, да я не знаю сам,
един в двух лицах, я и здесь и там:
башка на воле, туловище в доме,
еще чуть-чуть и буду пополам,
еще немного и уже не сдюжить,
и принимай меня сыра земля.
Но нет! Смогла Наташка обнаружить,
вокруг избы дав трижды кругаля.
И бережно, как будто бы Христа,
сняла меня как будто бы с креста.
Домой меня уже не отпустила,
зато как ночь ею был любим!
«Она меня за муки полюбила,
а я ее за состраданье к ним».
………………………………..
Недешево досталась королева.
А еще ходил недели две,
держа башкой «равнение налево»,
подарком бабьим сплетням и молве.