Заболоченная жизнь, да замшелая –
не протопчешь по болоту тропиночку.
Так и шёл по этой жизни не смело я,
чтоб не угодить случайно в трясиночку.
Оступился – прямо к матери чертовой
провалился, да по самые уши я;
а народ стоит, судачит как быть со мной.
Я молчу. Я их тихонечко слушаю.
Слышен крик: мол, так-растак, в Бога в душу мать,
знать погибнуть суждено идиотине –
не сподручно всех подряд с зыбунов тягать,
рисковать собой не хочет никто теперь.
А второй: ребята, слышь, дело говорю:
жизнь – довольно дорогая штуковина.
Мы спасём, но за неё, за спасённую,
должен будет этот друг денег, что ли, нам.
Ну а третий (тихо так, да несмело так):
Может, завтра сами там же окажемся.
Надо вытащить его, тут ведь дела-то…
Только вот боюсь чуть-чуть… поизмажемся!
… И, подумав, отпустил ту березку я,
что меня держала над преисподнею.
Засосала с головой бездна грязная.
Я подумал: чище там. И спокойнее.