Моя земля, спеленатая белым,
покоится теперь в глуби, под спудом,
умирена, утешена, тиха.
Вчера ли? - в багрянице это тело
являло боль и не являло чуда, -
над ним глумилась ложь - беда лиха.
Взлетала трость и языки резвились, -
сколь было торжествующих, веселых?
Одна, две сотни малых, легион?
Ворота у свободы отворились.
Проникла ржа в броню сердец казенных,
ни лиц не разбирая, ни имен.
Прибили к древу, подносили отца.
Спаси себя, несчастный, ты ли умер?
Отпущен дух. Так лопается ткань,
вживую, не по шву. Иссякло солнце.
С отливом крови - ночь. Надежда втуне .
Ужель и нам идти в такую рань.
Еще не жили мы, еще не пели,
ни веры, ни любви не приобщались.
Безмолвная, бесчувственная тьма.
Но снова - утро цвета брачных пелен.
Кто гроб раскроет тем, кто здесь в печали.
Уже ли так – низвержена - зима.
Отвален камень. Пустота сама
сияет чистотой новоначальной.
Как бы впервые, утро вновь алеет.
Пылает побежденная зима.
Струится голос тихий, непечальный:
Ступай! Он предваряет в Галилее.
1996