(почти по Достоевскому)
Созерцая печально грядущее мнение и под бременем познанным тяжко блюя, в безысходных страданиях слов вдохновение посещает новацией снова меня.
Да, богаты мы с вами ошибками разными, как великих отцов, так и томных умов и по жизни гонимые целью неясною отражаемся в памяти наших же слов. И к добру ли, ко злу равнодушно грядущие под бескрайней лучиной небесной стези, от позора пред властелюбивостью сущею мы попали впросак просака. И в связи с общем мнением масс так готовых на подвиги, всех ведущих к чему-то, как некогда вновь, не моргнув, нас продали позорно на продухе, вверх подняв курс валют, подбородок, и бровь. Но глася избирателям про достижения и цитируя вирши словесов пера, испытали страною мы всей унижение, и постигла нас, внемлющих, боль и хандра. Собирая понятия слов и проклятия в тяжкий плод безысходности тщетных надежд, с высока нас накрыла собой демократия, бюрократией смачно толкая нас в брезжь. И покинув края так недавно любимые, подзабив на детей своих, их матерей, испытали всем скопом мы невыносимые боли тяжкие, нету которых больней.
Впопыхах навещая приблудные волости и мечтая заполнить собой весь погост, нашу мысль посещают ужасные новости, и становится ясен ответ на вопрос. И под жизнью томимою целью заразною поражая тугие напряги ума, мы ваяем страну безобразной проказою, отдавая свой голос народный сполна. Под туманом седым и косыми оградами, у лачужек смурных, где под плесенью мха прозябаем мы тихо своими отрадами в дымке сумрачных истин контекста греха. Не нужны мы, презренные мрачные странники, полусогнутым светом доныне струя на родимой земле, где когда-то избранники себя выбрали нами за-ради себя. И исчадье мятежное грозно сбирается в крике вольных, забытых, томимых, младых. Неуклонною жаждою плод рассекается о подъятых, забитых, гонимых и злых.
И Апостольной гибелью в казни Аидовы, жертвоносным перстом виртуозно громя, подзорвут Рубикон остропсы Эвменидовы ради тщетных иллюзий, тебя и меня.
МН