Тревоги шило выпустило звёзды
Стирать до крови ногти черепиц.
Священник шёл. Но женские борозды
Его пугали сыростью мокриц.
С небес легко спускалось подземелье.
Сквозь сад и сны священник побежал
Туда, где бледно-серой акварелью
Закрашен был распластанный квартал.
Как за худым подранком красный сеттер,
Скакала тень по зарослям дворов.
Летучей мышью сёк пространство ветер,
Взвывая, скалясь, скатываясь в ров.
Он жёлтый серп точил о колокольню,
Цедил свинцовый пепел из щелей...
Играл на бис, но утомившись ролью,
Картавил под зевками флигелей.
Сквозь яростные всплески беладонны,
По биссектрисам треугольных нор
Тащил зарниц беззвучные пистоны
И звёздной скорьби блеклый мельхиор.
Запоры храма червь ключа не вскроет.
И пальцы сочно вымазаны в ночь.
Здесь прииск пуст. Здесь света не намоет
Никто. Никто. Не сбить, не превозмочь...
В преданьях меди выкупан, как в кадке,
Сквозняк о флюгер икры распорол.
То свет в окне, то оторопь и прятки
В дышащий чёрной накипью рассол.
Бежать назад и лезть через ограду,
В смолу стены вмуровывать плечо.
Там кто-то есть - и спереди, и сзади,
А здесь, в груди, - свежо и горячо.
Вот в тесте рук колышится распятье,
Вот в дрожи губ - зелёный мох молитв.
Свои глаза священник прячет в платье
От никогда не ржавых страха бритв.
Но все слова, достигнув парапета,
Теряют суть, чешуйчато искрясь.
Священник дышит, как в воде карксь...
О, как ещё не скоро до рассвета...