( По воспоминаниям отца – ветерана ВОВ)
Вагоны загромыхали, заскрипели, как бы не довольные тем, что дальше им двигаться не дают, остановились. Начальник эшелона подбежал к нашему вагону.
-Маскировку с танков не снимать. На перроне лишний раз не светитесь. Разгружаемся часа через два, как стемнеет.
И потянулись длинные часы ожидания, за которые мы успели разглядеть, куда нас привезли. Собственно и смотреть-то было особо не на что, картина была знакома: сгоревшие дома, воронки, кое-где видны землянки. Недалеко от нашего вагона - виселица, на которой покачивались на холодном ветру три трупа.
- Пойду, разомну ноги.
Я спрыгнул на землю и пошёл вдоль состава. Да, жутковатое зрелище, эта виселица.
- Слушай, это кто?- спросил я проходившего мимо мужика, показывая
на повешенных.
-Да, местные полицаи,- пробурчал он.
Погода была мерзкая, шёл мелкий холодный дождь, ветер пронизывал до костей. Радовало только - не лётная. И всё равно все два часа, пока ждали выгрузку, каждый из нас прислушивался, не появятся ли
немецкие самолёты. Но обошлось, и вот наши танки уже на твёрдой земле. Гул моторов добавляет нам уверенности. Один за другим Т-34
разворачиваются и уверенно отправляются к лесу, видневшемуся невдалеке.
Нам придётся замаскироваться и дождаться в этом лесочке, пока не подойдёт ещё один эшелон с танками. Только после его прихода нас отправят к линии фронта, который находится километрах в 20 от этой станции, в танковую бригаду, основательно потрёпанную в недавних боях за Смоленскую область.
Ночевать распределили по землянкам. Нашему экипажу достался, блиндаж, брошенный немцами, расположенный рядом с лесом. Нам открыла женщина неопределённого возраста в низко повязанном платке, закрывающем чуть ли ни пол - лица. Пропустила нас внутрь.
- Вы потише, у меня сын спит. Есть кипяток.
- Горяченького бы не мешало. Погодка сегодня, намёрзлись пока вокруг танка бегали, маскировали.
Мы дружно достали свои пайки.
-Возьми, хозяйка,- протянул пол булки хлеба и банку консервов женщине наш командир Леха.
- Благодарствую,- она завернула всё в чистую тряпицу и куда-то спрятала.
Землянка слабо освещалась светильником, изготовленным из гильзы снаряда. В центре её стоял стол, сколоченный из грубо отёсанных досок, по бокам -нары. Ме-е-е-е -, раздалось вдруг из тёмного угла.
-Ничего себе! Коза!
- Да, в лесу прятала, а сейчас холодно там, да и нам с Митюшкой теплее с ней в землянке.
Поели мы быстро и через несколько минут уже спали. Впервые за эту неделю наш храп не смешивался со стуком колёс.
Утром я проснулся оттого, что струя молока звонко ударялась о дно посудины. Свет еле пробивался через маленькое окошечко блиндажа. Вылезать из-под шинели совсем не хотелось. Хозяйка доила козу, время от времени ласково поглаживая свою кормилицу и уговаривая стоять спокойно. За спиной у матери топтался мальчуган, лет трёх- четырёх. Видно было, с каким нетерпением он ждёт, когда процесс дойки закончится. Как только последние капли молока падают в посудину, малыш кидается к столу, усаживается на лавке и с нетерпением поколачивает кружкой по столешнице. Мать отрезает и подаёт ему кусок хлеба, наливает в кружку молока. И тут случается самое интересное. Митька приставляет кусок хлеба к кружке и по землянке разносится его рёв.
-Хлеба много, молока мало!!!
Женщина испуганно оглядывается на нас.
-Разбудишь, зараза, - доливает ему молока.
Через минуту, пообкусав со всех сторон кусок хлеба, он вновь соизмеряет с ним количество молока, и вновь раздаётся детский рёв, но уже
-Молока много, хлеба мало!!!
И тут уж землянка содрогается от нашего хохота! Митька испуганно соскакивает со скамейки и прижимается к мамкиным коленям, поглядывая на нас огромными, тёмными глазами. Тут уж не до рёва.
Ну, а нам пора было подниматься. Нужно подготовить танк, предстоял трудный день. Вечером прибыл ещё один эшелон с танками и пехотой, и мы отправились на передовую, в свою дивизию.
А мальчишку этого мы вспоминали всю войну. Когда выдавали фронтовые сто грамм, кто-нибудь обязательно начинал канючить, подражая ему и приставив кусок хлеба к кружке
- Хлеба много, водки мало.
И даже в бою, когда кто-нибудь говорил
-Огня мало, дыма много, - или
-Фашистов много, нас мало-
Мы вспоминали этого малыша с круглыми щеками и огромными чёрными глазами.