Боже, какая кривая картинка. Не помогают даже очки. Я улыбаюсь тебе по старинке. Сердце бери. Разрывай на куски. Температура и мамины руки: "Что ты творишь со своею судьбой?" Вроде живая, как будто от скуки. Честно, не вру - не болею тобой. Молча: останься, не надо, останься, я умерла бы, но есть в этом толк? Здравствуй. Я вновь в летаргическом трансе. Музыку сделай, и лучше не фолк, лучше не эту, где "Stranger", театр. Ты же ломаешь меня, пустяки, это - за трагикомизмы расплата. Сердце бери. разрывай на куски. Я тебе слово, а ты мне улыбку, ты мне зачем-то не смотришь в глаза, если бы можно бы - смерть за ошибки, я б не хотела вернуться назад. Холодно-жарко, и руки в перчатках. Я догрызаю тупой карандаш. Сердце бери - разрывай на закладки, но обещай - никому не отдашь.
Просто ваниль, снова мне не ответил, просто ломает: нет смысла терпеть. Если бы прошлое можно - на ветер, я бы смогла ещё что-то успеть.
Мама... больная, болит под ключицей, не умираю, и это пройдёт, мне Соломон рассказал небылицу. Если бы всё узнавать наперёд... Мама, не верь мне, я сильная, правда, просто опять не дружу с головой, не отпускай меня больше, не надо, я разрываюсь стихами на боль... Вложишь кусочек меня в эту книгу, Маркес Г.Г. "Одиночество". "Сто".Если вернусь к старым сказкам, амиго, не изменю ничего. Ни за что.
Градусник вытащить. Да, 38. Выкинь в окно карандаш. Иди спать. В сумерках тихо ворочится осень. Я остаюсь в Зазеркалье. Опять.