«Человек – это загадка, и в основе человечности
всегда лежит преклонение перед этой загадкой»
Т. Манн
Магия улыбки, высокий, словно мальчишеский, голос, ставивший его в разряд нетерпеливых, ранимых и крайне обидчивых натур, выразительные глаза , две лучистые бездны , упорно колдовали над её сознанием, безудержно маня.
Любознательная и беспечная Муза, удобно устроилась на покатом плече и давно испытывала желание пообщаться с молодым человеком.
Женщине не давал покоя риторический вопрос: «Отчего он так смотрит на неё?» Поразительно! В свои пятьдесят она сохранила редкую наивность. Виной всему небогатый опыт в сердечных делах, расширять его она не имела ни нужды, ни желания.
В юности семя литературных способностей, не оплодотворенное Божьей искрой, терпеливо подыскивало барышне достойную партию, обрекая эмоциональную девушку на страдания от несовпадений. Высшие Силы трижды подталкивали её к избраннику: сначала заочно, потом в институте. Тот удивительный взгляд, совместивший восхищение с досадой от присутствия свиты сокурсниц, он запомнил надолго. Не будь их, она всё равно бы не решилась подойти. Юноша невольно расширил множество её комплексов…
Через год они встретились на уборке картофеля, откуда возвращались домой, сидя на ступеньке автобуса, и потом уже ничто не могло их разлучить.
Новый знакомый продолжал пристально, с напором, рассматривать женщину. Та старалась скрыть свое смущение за напускным безразличием. Она невольно покраснела. Подобного ощущения ей не доводилось испытывать много лет. «Душно. Очень хочется пить,– непроизвольно облизнув пересохшие губы, подумала она. – Слава Богу, лысина на голове уже не заметна, и не надо «щеголять» в платочке. Она невольно вспомнила, как, собирая волю в кулак, превозмогая жжение в гортани, заставляла себя ездить в госпиталь на лучевую терапию, а потом пила смесь из оливкового и облепихового масла. Всякая операция оставляет за собой «шлейф»…
Вдруг почуяв запах, подаренных мужем, духов, она решила: «Надо спешить! Что там дома?» ; мысль отрезвила.
С некоторых пор праздники, выходные дни и вечера, когда женщина
уходила по делам, стали испытанием на выносливость. Она , человек
весёлый и общительный – жила по принципу: «Мой дом - моя крепость». От
обиды и бессилия муж принимал алкогольную анестезию. Принципиальность
суждений, самоуважение и нежелание проявлять на работе молчалинскую
«гибкость» в общении с серостью «стаи» дорого обошлись ему... «Выживает
не сильный, а тот, кто умеет приспосабливаться», часто вспоминал он
дарвиновский принцип.
Ситуация усугублялась тем, что аналитический ум супруга с математической точностью мог подсчитать последствия тех или иных поступков руководителей. Мужчина знал себе цену. К несчастью, время бизнесменов-гастербайтеров, не нашедших достойного применения в своих отчествах, и «вороватых троечников», вершителей дел «по куцему разумению», гораздых на аппаратные игры, радеющих не за дело, а за себя лично, плодящих клоны себе подобных, ещё не кончилось. Ум и талант дают право на независимость суждений, человек становится более ответственным за принимаемые решения, но это не делает его счастливее, скорее наоборот.
Её муж – не лентяй и не предприимчивый искатель синекуры. То, что одни получали в виде подарков судьбы, от него требовало упорного труда. Он напряжённо искал работу, но у определенного круга людей неизбежно срабатывал инстинкт самосохранения. Мысленно перефразируя высказывание Остапа Бендера из «Золотого теленка»: «… нам умных не надо. Мы сами умные...», муж уходил ни с чем.
Парадокс настоящего времени: «ничей», независимый, умный, порядочный человек оказался не у дел.
Несомненно, Держава теряет! В надежде на лучшую долю «светлые мозги»
становятся лишними, «утекая» за границу. Нежелание или невозможность расстаться с близкими людьми, родиной, культурой, языком обрекают людей, старея, «тянуть лямку» на нелюбимой работе, используя опыт, знания на единицы процентов. Обида и неудовлетворенность, накапливаемые годами, неизбежно ведут к алкоголизму. Рушатся семьи. Общество прирастает морально одинокими озлобленными личностями, чему в немалой степени способствует всеобщая компьютеризация жизни и американизация отечественного телевидения. Почти ежедневно россиянам демонстрируются не лучшие образцы импортного кинопроката, добрая часть которых потчует уставшего зрителя фильмами, сюжеты их сводятся к одному, «заваренному» на крутом кровяном бульоне: «Плохой долго бьёт хорошего, потом хороший собирается с силами и наказывает обидчика. В финале добро торжествует».
Муж умница, не слабый человек, но его больное самолюбие не желало мириться ни с потерей работы, ни длительной невостребованностью.
Временами она ощущала кошачьи шаги депрессии, гасившей огонёк озорства в глазах, отнимавшей желание радоваться жизни, вызывавшей сомнение в необходимости продолжать подобное существование. Но кто-то, словно манипулировал ей, сохраняя непреложное право любить своего избранника таким, каков он есть.
Худой поводырь – отчаяние – привел её к шальной мысли: начать курить. Тяжело снова привыкать к этому через тошноту и головокружение. Женщине казалось, будто морально она чувствует облегчение, но оно не наступало, а усиливающаяся саднящая боль в груди не сулила ничего хорошего. И уже не «звоночек», «вечевой колокол» взывал о самосохранении, хотя бы ради близких. Потратив два года на опасные опыты, она за один день покончила с этим.
Ей было невыносимо видеть, как супруг скатывается, слабо сопротивляясь беде. Пить с ним вместе она не хотела, да и не смогла бы. Перегруженная отрицательными эмоциями, она продолжала, несмотря ни на что, любить его, только любовь эта стала иной. Женщина жалела супруга, как мать – больного ребёнка. Все её мысли были сосредоточены на одной: что она должна сделать, чтобы он перестал пить. Ей было неимоверно тяжело, она нуждалась в мудром совете, опоре. Однако жизнь услужливо преподносила разные варианты, усложняя задания и начальные условия непонятной игры, попутно проверяя истинность её чувств к мужу. Постепенно женщина отучилась плакать и жаловаться. Усилием воли лицо «занавешивалось смайликом». Желания и обиды загонялись глубоко внутрь. Судьба отчего-то упорно, день за днём закаляла, ковала, и шлифовала её характер, усмиряя гордыню, превращая слабую нерешительную истеричную «хныдлю» в уверенную целеустремленную особу. Вероятно, тем самым, беря немалую плату за благодеяния, дарованные Свыше.
…Дочь берегла больное сердце матери и не посвящала её в перипетии своей семейной жизни. Настоящих друзей женщина не имела.
С религией её связывали своеобразные отношения. Начав читать Библию умом, а не сердцем, на первой же странице она встала в тупик от неразрешимых вопросов.
Кроме того, в её сознании никак не укладывалась мысль о безнаказанном существовании огромного количества жизненных несправедливостей.
Ежедневно, суетясь по дому, женщина слушала музыку. Эта своеобразная звукотерапия давала возможность эмоционального расслабления. Ритм заводил, и она черпала положительное настроение, мысленно переносясь в иной мир, где душа-страдалица превращалась в беззаботного ребёнка...
Находясь во власти его взгляда, женщина отыскала свое пальто и машинально резко отвернулась от молодого человека, оставив его в недоумении.
Иногда, упоенная своим благоразумием, она вдруг обнаруживала, что всего на минуту её голова «отключена», будто кто-то выдернул шнур из розетки, и чей-то голос начинал нести несусветную чушь, за которую становилось стыдно. Это была изощренная месть обиженного тела, с которым она не желала считаться. Оно беззастенчиво играло её воображением, раскладывая в голове возмутительные картинки опасного пасьянса. Опомнившись, разум «ссылал» наваждения в подвал подсознания. К счастью, ей хватало смелости извиниться за бестактность, чтобы не жить дальше с «чужим» грехом.
«Он, кажется, просит прощенье. Но за что?» подумала она.– «Бог мой! Да я забыла, как галантные кавалеры подают пальто дамам...» Нигде не бывая, женщина давно вычеркнула себя из этой категории. «Безусловно, он обиделся!» ; дошло до неё с большим опозданием. «Ненавижу, когда на меня «надуваются». Душа, будто съеживается в маленький жесткий жгучий комок, не дающий покоя, и ощущаешь внутренний дискомфорт», подумала женщина с досадой. «Вероятно, он решил, что я либо наивная дурочка, либо жестокая поджигательница сердец...»
Несколько месяцев спустя она все-таки решилась развеять предполагаемые сомнения на свой счет.
…Она могла бы точно определить, когда к ней «прилетела» «подружка»-Муза, но терялась в догадках, почему Верховный Вседержитель так щедр. Скрасить одиночество, возместить недостаток общения, отдалить каждодневный негатив. Определенно, он хотел дать ей возможность высказаться о чем-то важном, предостеречь, заставить задуматься или просто рассмешить читателя.
Ей ещё предстояло осознать свою духовную миссию.
Книги в её квартире лежали повсюду. Казалось, воздух был сублимационно насыщен мыслями Великих и Любимых…
Первый беспомощный стих она порвала, поскольку считала творчество действом сугубо интимным. Всякий раз, поступая подобным образом, женщина никого не хотела посвящать в неоконченный разговор с Высшими Силами, пока стихотворение «не вызрело»: не приобрело ни должной формы, ни содержания, ни «аромата» эмоций, ни стало исповедью.
Она протянула молодому человеку листок со словами: «Это тебе».
За пять минут до расставанья
Ваш дерзкий взор, смущая, жёг.
Но нерешительность, молчанье...
Не догадался мой висок.
А в мыслях радужные дали,
Там души радостно летали...
Хранитель-ангел за спиною
Вдруг круто повернул меня,
Чтоб не ходить потом хмельною
От нестерпимого огня.
Чтоб не пытаться оправдаться
Перед Всевышним за обман,
И лишь собою оставаться,
Презрев томительный капкан.
Он внимательно прочитал, но потом отдал листок обратно.
«Чем был продиктован этот жест?» размышляла она. «Недогадливостью вряд ли, обидой, безразличием, нежеланием смириться с правдой, стремлением сохранить надежду или оградить сердце от грядущих страданий?..»
Наверно, она потеряла ощущение реальности в тот зябкий весенний вечер.
Июль, 2007
Фото © Ольги Пономаревой