Лев морду сонную
на скрещенные лапы
устало опустил,
зажмурился и лёг…
И побежали дни,
мелькали лица, платья, —
всего лишь созерцать
из года в год лев мог.
Он делал вид, что спит,
чтоб люди не мешали,
и век бы так лежал
у пышных княжих врат,
а щёлки львиных глаз
княгиню провожали —
он создан для неё,
он страж её и раб.
Она любила льва,
лоб выпуклый и мудрый
запомнил нежность рук
и миловидный лик.
Ещё был счастлив лев
морозным зимним утром,
а ночью в тишине
раздался грозный рык!
Безмолвно лев рычал
и рвался с пьедестала
когда убийца вёл
княгиню в тёмный парк.
А защитить не смог…
Когда её не стало
зажмурил лев глаза
и навсегда — во мрак.
Он не хотел смотреть
на люд бесцеремонный,
разрушивший его
гостеприимный мир,
он слышал гул войны,
он тлен вдыхал зловонный,
но глаз не открывал
на самый краткий миг.
Я провожу рукой
по мраморному носу,
по мраморным глазам,
по мраморному лбу…
Скажи мне что-нибудь,
свидетель безголосый,
но это ни к чему,
наверное, ему…