Капли росы отражают окрестности и друг друга.
Бесконечный калейдоскоп отражений.
Между отцом и внуком, между сынами Востока и Юга
Крепок предутренний сон, вожделеющий изнеможений.
Крепок узор сети превращенческих логик.
Горностаевой мантиею ты прикроешь мою наготу.
Лаптем хлебая щи, царь параллельно читает только что присланную бересту.
Взором пронзая толщу столетий, через плечо подглядывает историк.
Пива и женщин. Хлеба и зрелищ.
Кабальеро уносит качан капусты, запахиваясь в ниспадающие полы плаща.
Жнец вытатуировывает себе на ноге сакраментальное «Что посеешь...»
Железная галка уносит в осенний туман серебряное стило Ирода, крыльями ржаво-несмазанными скрежеща.
Ты – медленно снимаешь лифчик и, склонив голову, нервически покусываешь губы.
Он – выжидательно помахивает хлыстиком около своих отутюженых галифе.
Каудильо, выйдя на площадь, совершает тщательно инсценированное аутодафе.
Ангелы спонтанно совокупляются и дуют в бумажные трубы.
Между стаканом и косяком – птиц, красочно пересекающих японское небо моей светёлки,
Проплывают аквариумные рыбки.
Мясо, свисающее с боков голой реальности, выбежавшей в поле, жрут тощия серые волки.
Их силуэты и зябки и зыбки.
С эффектом в городе сонном, приморском внезапно грохнувшей взрывом гранаты
Сетевой вирус поражает род человеческий, передаваясь через кудлатых птах.
Я изъясняюсь с тобой исключительно на наречьи пернатых:
Mилая, зы шо намедни такелово нащебетах!
ноя 2005