1.
Говорят, кошки чувствуют, когда уже скоро
(то есть - туши свет или ложись под скорый)
по тому, как ладонь тяжелеет от года к году,
обращаясь в итоге в булыжник, в дощечку с фото
в безнадёжной тоске удержать живое,
как от ветра всё маленькое - под собою.
Кошка чувствует, что пора, и она уходит
от хозяев на улицу; в этом роде
две фигуры в гробнице вещей, в прихожей,
на пороге в беспамятье так похожи:
кошка выпрыгнет в ночь под окном, мяукнет,
человек идёт умирать на кухню.
И глаза его - цвета настольной лампы,
что боится не смерти, скорей - квартплаты,
потому, как окроме дверей, что уводят в старость,
ничего, по сути, больше и не осталось:
только чёрно-белые сны да гудящий атом,
словно муха в горсти, спешащий всегда куда-то..
2.
он в сотый раз берётся за роман,
который бы, наверное, дословно
смог рассказать, но с памятью беда,
как, впрочем, и с едва возможным завтра:
всё те же трюки из боевиков,
исполненные лихо на бумаге,
звонки в отдел убийств и в жёлтый цвет
покрашенная финишная лента.
как-будто время больше не течёт,
как кровь, свернувшись в это постоянство,
сводящееся к шелесту страниц
рассыпаться готовой книги жизни.
он так ведь и умрёт здесь, среди них:
маккейнов, уолтов, роджеров и джойсов,
когда загробный голос затрещит:
"приём, участок! нужно подкрепленье".
включённый целый день магнитофон
прочтёт над стариком прогноз погоды,
и хлынет дождь, как-будто бы прорвав
в конце концов плотину безвременья...