ЗА ДВЕ недели до смерти Г.Р.Державин написал последнее восьмистрочное стихотворение. Многим оно нравится, мне тоже. Вот оно:
Река времен в своем стремленье
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается...
А что остается? Прочитаем начальные буквы строк сверху вниз, как это делают с акростихом, и получим - РУИНА, то есть прах, развалины. Далее:
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
Опять читаем сверху вниз: ЧТИ. А в целом: РУИНА. ЧТИ. Возникает уже какой-то смысл. Вроде как поэт призывает потомков чтить, уважать труды, деяния предшественников, даже если они рассыпались, стали прахом.
Смешно? Как сказать... Хорошо еще, что эта блажь, каприз этот - взглянуть на стихотворение как на акростих - пришла мне одному, случайно, и я могу к последующим «выводам» отнестись с юморком. А если бы подобное сделал критик, не в меру ретивый «державиновед»? Он бы с этим «открытием» в такие дебри нас завел...
У нас ведь как: уж если кого ругать - так в землю втаптывать, а если хвалить, особенно большой, надежный авторитет - так до потери пульса. А тут вон - двухсотлетие со дня рождения Пушкина.
Как-то лет двадцать назад, а может, и поболее читал я в журнале «Знание - сила» заметку: один камнерез (!), видимо, большой поклонник поэта, рассказывал, как он распилил кусок породы, а распилив, на одной половине камня обнаружил пятно минерала иной породы, которое в точности передавало профиль А.С.Пушкина. Это случай поверг его в некий мистический священный трепет.
А если подойти прозаичней? Ну, профиль,
ну, редчайшая, из ряда вон выходящая случайность. Распили он еще полтора миллиона камней, глядишь, напоролся бы и на профиль Натальи Николаевны, а может и на строчку «Мой дядя самых честных правил».
Ю.Олеша в книге «Ни дня без строчки» пишет, что однажды случайно, при счастливом прочтении пушкинской строки «Европы баловень - Орфей» он обнаружил, что строка фонетически читается одинаково слева направо и справа налево: Евро-Орфей. Верно, читается. Но это находка и «заслуга» самого Юрия Карловича, а к Пушкину она никакого отношения не имеет.
Гении - это люди, столь щедро одаренные Богом, что в подарках подобных (даже самых искренних!) со стороны поклонников и почитателей не нуждаются.
Что гений требует, вернее, ждет от нас, простых смертных? Внимания и понимания. И только. Мы же, зачастую пренебрегая и тем и другим, ударяемся в слепое поклонение, делаем кумиром, начинаем отмывать с него пятнышки, сдувать пылинки, лакируем и превращаем в идола.
Вернемся, однако, к Пушкину (все-таки юбилей, двухсотлетие) и поищем у него минусы, шероховатости, проколы. Ни о какой дискредитации (упаси Бог!) и речи быть не может. Не в моих это силах, да и с какой стати, если стихи его я полюбил, как говорится, с младых ногтей и люблю до сих пор. Тогда зачем? А затем, что дружный юбилейный хор безоговорочного восхищения поднадоел .и становится подозрительным. Лакируя и шлифуя, мы все больше превращаем его в икону, в идола, отодвигаем от себя, а я хочу видеть в нем прежде всего человека.
Итак, начнем. Мы как-то привыкли, что Пушкин всегда и во всем прав. Не всегда. Например, с сомнением относился к белым стихам:
... что если это проза,
да и пустая?
Но в конце жизни писал больше белых, чем рифмованных. Почему? Сокрушался, что в русском языке туго с рифмами. Не в пример, скажем, азиатским языкам. Говорил, что в будущем веке все рифмы будут использованы и рифмованных стихов писать не будут. Сокрушался, что в русском языке нет рифмы к слову «окунь».
Интересно, доживи он до наших дней, как бы отнесся он к рифме «хорошо - колесо» из стихотворения о нем Б.Окуджавы... Кстати, и у самого Пушкина можно встретить рифмы не ахти: «Нет, не черкешенка она...» - и далее рифма со словом «сошла».
Есть у Пушкина стихотворение, где рефреном проходит строка:
Слыхали ль вы?
А еще есть такие строчки:
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало...
или:
Зима. Крещенские морозы
Уж серебрятся средь полей...
Так вот - этих «львов» и «ужей» у него предостаточно, пожалуй, даже больше, чем нужно, что стихи не украшает, конечно.
Есть у него проколы и посерьезней. Например, такой:
Прямым Онегин Чайльд Гарольдом
Со сна садится в ванну со льдом.
Получается, «сосна садится в ванну». Впрочем, так «оступались» многие поэты - и не маленькие.
Подобные «стыковки» хорошо умел мастерить Левушка Пушкин, младший брат Алек¬сандра Сергеевича. Не могу отказать себе в удовольствии процитировать одну из них:
Час придет и настоящий
миг наступит наконец,
и однажды на стоящий
дева сядет на конец.
Вот как судьба распорядилась: Лермонтов со Львом Пушкиным дружил, Мартынов (убийца Лермонтова) приятельствовал с Дантесом,
а Пушкин с Лермонтовым даже не были знакомы.
А что до «стыковок», то если бы Пушкину их показали (а заодно «львов» и «ужей»), то, думаю, он первый бы начал хохотать, и не над чужими, а над своими. С юмором у него было все в порядке.
Вот он посвящает Анне Керн совершенно очаровательные стихи «Я помню чудное мгновенье...» Это на бумаге, а вслух, устно выдает экспромт (разумеется, находясь не в одиночку): У Анны Керны ноги скверны.
Хоть и носили в то время юбки до пят, поверить можно, видимо, знал, о чем говорил. Но ведь ей могли и передать...
Пушкин умел подшутить над знакомыми, над героями собственных книг и над собой в первую голову.
Вот пример. Вышел «Невский альманах», где печатались главы из «Евгения Онегина». С иллюстрациями. К двум он с ходу делает подписи-эпиграммы. На одной изображена Татьяна, читающая письмо. Подпись:
Пупок чернеет сквозь рубашку, Наружу титька, милый вид. Татьяна мнет в руке бумажку, Зане у ней живот болит.
Она затем сегодня встала При бледных месяца лучах И на подтирку изорвала, Конечно, Невский альманах. А на другой изображены Онегин с Автором, т.е. с Пушкиным. Они стоят, облокотясь на парапет, а вдали видна Петропавловская крепость. Подпись гласит:
Вот перешедши мост Кукушкин, Опершись ж... о гранит, Сам Александр Сергеич Пушкин С мосье Онегиным стоит. Не удостаивая взглядом Твердыню власти роковой, Он к крепости встал гордо задом. Не плюй в колодец, милый мой!