Так получилось, что с небольшим интервалом мы посмотрели два спектакля - «Амадей» МХТ им. Чехова и «Трио» театра Эммануила Виторгана.
И параллели напрашиваются сами собой. Обе пьесы рассказывают о непростых взаимоотношениях великих музыкантов: Моцарта и Сальери (Безруков и Табаков) и Шумана и Брамса (Виторган и Исаев). И там и там стареющий, но по-прежнему великий маэстро встречается с молодым и блистательным гением. Но в первом случае, как мы знаем, маэстро оказывается поражён тяжким недугом зависти, а со стороны юноши нет ни малейшего почтения к сединам, а только критика и явное неуважение к старшему поколению (но на то он и Моцарт!). И Сальери не останется в долгу и, как может, вставляет палки в колёса юному дарованию. А во втором дуэте мы наблюдаем взаимное восхищение и признание: Шуман во всём помогает Брамсу, а тот, в свою очередь, издаёт собрание сочинений своего покровителя. Моцарт уходит из жизни совсем молодым. Брамс продолжает жить и творить.
Сальери заканчивает свой путь дряхлым стариком, которого мучают угрызения совести. А вот несчастный Шуман сходит с ума и кончает совсем плохо – в клинике для душевнобольных… И главная интрига «Трио» в том, что Брамс влюбляется в его жену – Клару Шуман, талантливую пианистку.
Но оставим пересказ содержания и обратимся к главному – к игре и к тому ощущению, что оставляют после себя эти спектакли. А ощущение от них очень разное. Почти противоположное.
Притом, что обе работы демонстрируют качественную, мастерскую игру, притом, что это целостные и сильные пьесы, после «Амадея», несмотря на весь трагизм, на душе - лёгкость и восторг. А вот после «Трио» половина из нашей компании, включая меня, плохо спали, и нам снились какие-то кошмары. Хотя и там и там – чёрный человек в капюшоне и выживший из ума старик на каталке ездит по сцене и пугающе кричит…
Но есть нечто в игре Табакова-Сальери, что позволяет пережить весь этот «ужасный ужас» и воспринимать его всё-таки как игру.
Во-первых, Сальери Табакова ведёт весь спектакль от своего лица – это рассказ, он уже отстранён от прошлого, о котором повествует зрителям. Мастерки держа зал в поле своего рассказа, он перемежает его отступлениями и шутками, разряжая атмосферу. Во-вторых, он играет, но не вживается в роль, как это делает Виторган. Юмор и ирония сквозит во всём, что говорит и делает герой Табакова. А Шуман Виторгана слишком серьёзен и натурален, и зрителю не до смеха. И в результате у Табакова получается мудрая притча. А у Виторгана – хоть и философская, но страшилка.
И на Табакова хочется пойти ещё раз и сразу! А вот с Виторганом хочется сделать перерыв…
Мне всё-таки кажется, что древние ошибались. Истина – не в вине. Истина в юморе. И умение говорить с юмором о серьёзном – это и есть высшая мера и высшая проба таланта.
18 октября 2009 г.