Ты ушла в никуда и пришла ниоткуда,
Постаревшая, жизнью побитая всласть,
Для тебя я , наверное, чисто – Иуда,
Раз позволил тебе так внезапно пропасть.
Только, знаешь, родная – ты будешь смеяться:
Но вины пред тобой у меня – ни на грош.
Я не раз говорил, что не буду меняться,
Что посеешь – увы – только то и пожнёшь.
Не скажу, что забыл твои жаркие ласки,
Не скажу, что не думал – чего потерял,
И твоей философии сладкие сказки
Без напряга не раз на себя примерял.
Только попусту всё это. Попусту, право.
Подлецу – всё к лицу. Даже этот укор,
Чью тоскливую, желчную, злую отраву
Ты из дула зрачков мне швыряешь в упор.
Я доволен вполне всем, что дадено Богом,
Не роптал, не ропщу, и не буду роптать,
Мира этого грязь - у души за порогом,
И желания нет – кучи эти топтать.
От щедрот погулял - перед тем, как затарить
За порогом-то хлам, не святой. Во грехе.
Но святоша любой, что возьмется мытарить,
Восвояси уйдёт без затей налегке.
Долга ратного сважил – по полной программе,
Крови выпил – не дай Бог кому повторить,
Чем таким, что когда-то легло между нами,
Ты сейчас можешь так уж меня укорить.
Опоздала, родная. Увы. Отболело.
И рубцов не осталось. Вообще – ничего.
Смолкли песни, что сердце наивное пело.
Помню - пело. Вот только не помню – с чего…