В прошлый четверг все газеты опубликовали леденящую кровь историю о мужчине, заснувшем по пьяному делу на пустыре, который был съеден бездомными собаками. Виталий Семенов – тридцатисемилетний слесарь автомастерской «Кристина», отмечал день Рождения своего сослуживца Кирилла Терещенко, после чего, по словам самого Терещенко, посетовав на грядущее объяснение с супругой, отправился домой… На следующее утро, идущим на работу Василием Шевцовым, программистом, преподавателем ПК из школы №5 были обнаружены совершенно обезображенные останки, в которых человека можно было признать только лишь по отдельным фрагментам и лохмотьям одежды... вокруг лежало около пятнадцати – двадцати бродячих собак, которые с сытым умиротворением взирали на перепуганного прохожего. Шокированный увиденным, Василий сразу же обратился в милицию… Личность погибшего установили по визитке автомастерской, завалявшейся в кармане слесаря, вдова покойного признала фрагменты одежды и серебряную печатку… Никаких иных следов насильственной смерти кроме многочисленных укусов животных на теле не обнаружили. Происшедшее дало толчок к массовому отлову бродячих животных, начало акции прокомментировал первый зам. мэра как проявление заботы о безопасности граждан и т.п. В городе за каких-то пару недель было отловлено и уничтожено более трехсот бездомных Дружков и Жучек, и, как ни странно, заодно в опалу попало около сотни Мурок. Кроме того, несладко пришлось и владельцам дорогих породистых псов, поскольку городской администрацией было принято решение штрафовать хозяев за отсутствие намордников, конфисковывать и уничтожать собак, гуляющих без поводка и так далее в этом духе. Удивительно, что аналога данного случая специалисты не смогли найти ни в каких источниках. Что бы собаки посреди города напали на человека и загрызли насмерть? Ну, в лесу, ладно, ну в сельской местности… Не волки же, на самом деле…
Сдавленный лязг подъезжающей прямо под окно мусорной машины возвестил о начале нового дня. Антихрист сонно выругался и разлепил опухшие веки. Рядом на мятом, пропитанном потом шелке простыни лежала использованная очередная шлюха. Изо рта у нее дурно пахло, от подмышек несло приторным дезодорантом, смешанным с запахом все того же пота. Антихрист грубо толкнул спящую в живот.
- Иди, достань пива.
Женщина что-то пробормотала, перевернулась, но осталась лежать на месте. Слабое отвращение сменилось холодной вспышкой гнева, которой так боялись все, кому довелось иметь с Антихристом дело. Сон как рукой сняло. Собрав в кулак разметавшиеся по подушке крашеные волосы, он резко поднял за них проститутку и легко, словно футбольный мяч, сбросил с широкой кровати с огромным зеркалом у изголовья. Она закричала от боли и уже находясь на полу, открыла глаза и испуганно посмотрела на того, кому всю ночь отдавала свои продажные ласки.
- Я тебе сказал – принеси пива! – спокойно, но с металлическими нотками в голосе повторил Антихрист. Женщина попыталась встать на не слушавшиеся после вчерашней оргии ноги и пошатываясь поплелась из комнаты, с трудом соображая, где же находится кухня. В этой квартире действительно можно было заблудиться. Особенно, если ты всю жизнь ютилась в затхлой малосемейке, где каждый лишний шаг приводит к неминуемой встрече с углами и стенами. Убравшись из-под холодных по-змеиному немигающих глаз Антихриста, она осмотрелась. Просторный коридор огромными зеркальными стенками шкафов – купе, гладкий зеркальный паркет. Или не паркет а какое-то сверхсовременное покрытие. Кухня тоже вся в европримочках., не говоря уже про такую банальную вещь как сортир, в котором все отделано под малахит и бирюзу… Во вкусе хозяина чувствовалась особая тяга к роскоши, хотя зачастую принцип отбора вещей граничил с дорогой безвкусицей. Хозяин квартиры, Валентин Владимирович Третьяк, он же Антихрист переехал сюда чуть больше двух месяцев назад. Да и сам новый дом в котором была приобретена квартира был сдан в эксплуатацию в начале минувшего квартала. Квартиры здесь были бешено дорогими по местным понятиям, но москвича -Антихриста здешние изыски коммунального домостроения мало впечатляли.
С того дня как он досрочно откинулся с второй по счету ходки, вылившейся, благодаря стараниям продвинутого адвоката в трешку «соучастнических» лет клетчато-полосатого отдыха, Антихрист, который еще и не был Антихристом, а именовался среди «солнцевских» быков просто Шиза, решил наглухо завязать с большими делам первопрестольной. «Хватит под паханами гребанными ходить, в гробу видел все их понятия! – решил Третьяк и подался в сторону бескрайних сибирских просторов, так заманчиво смотревшихся с заметно обмельчавшей за годы отсидок карты так гостеприимно принимавшей его в своих исправительных учреждениях родины. Он не тешил себя пустыми надеждами и прекрасно понимал, что и вдали от столицы своих авторитетов хватает, но на этот раз решил придумать свои правила. Основным козырем в первые месяцы его пребывания в незнакомом городе было его иногороднее происхождение и довольно кругленькая сумма. Эти деньги были его скромными накоплениями с получаемых из общака поощрений. Уже тогда он предполагал о своем грядущем разрыве с братвой, вот и приложил так удачно перед тем, как его и еще двух быков повязали по совершенной безнадеге, на которую Шиза и тогда бы ни за что не пошел, кабы не знал, чем может обернуться отказ. Так не прошло и полгода, как все кто показался опасным наметанному шизиному глазу тем или иным способом ушли в небытие.
Дембельнувшийся десантник вначале собирался поддаться на уловку министерства вооруженных сил пойти служить по контракту, поскольку никаким мастерством, кроме умения убивать в совершенстве не владел. Да и не горел желанием овладеть. Но, пораскинув мозгами, решил, что выгодней заняться тем же на гражданке: риск примерно такой же, а кайфа больше. Подался к братве. Там пришлось заниматься всем – были и заказухи, и разборки и грабежи. Теперь же, у Шизы был свой план. Он сам уже был на полпути к уголовному авторитетству – под его началом крутились около десятка местных костоломов, готовых по его команде хоть весь город перемочить. Для них он был уже Антихрист – сверхъестественное существо, которого боялись больше, чем всех бесов вместе взятых. Заслужить такое отношение Третьяку оказалось не так сложно – садистская одержимость, отсутствие всех границ и правил, ювелирно отточенное умение убивать в сочетании с особой идеологией безнаказанности, ну и плюс, опять-таки столичный налет. Здесь никто и подумать не мог усомниться в психическом здоровье бывшего черного берета, в краткие сроки поколебавшего весь криминальный мир небольшого провинциального городка.
Катя возвращалась с работы. Холодный октябрьский ветер пронизывал спящий город, пока она добиралась до набережной. Но от речной мути как прежде противоестественно веяло теплом и затхлостью. И неудивительно, ведь дренажные воды с отходами кожевенной фабрики уже давно отравили здесь все способное к жизни, превратив когда-то чистую прозрачную речушку в зловонное безжизненное болото. Вонючка – только так теперь и называли местные жители речку Ивицу, а настоящее ее название постепенно исчезло из памяти, как впрочем, и ивы с ее берегов, в честь которых она была когда-то названа. Шел уже третий час ночи, но девушка шла достаточно уверенным, слегка утомленным шагом – этот маршрут ей был хорошо знаком, но и случись встретиться с нежелательными попутчиками – еще неизвестно, для кого результат мог бы оказаться печальным. Две недели назад, на мосту через Вонючку к ней пристали двое обкуренных тинэйджеров – в результате один отделался парой синяков и легким испугом, другому же придется еще несколько месяцев ходить в гипсе. В прошлом месяце, неподалеку от ночного бара, где Катя Волкова работала официанткой, к ней подвалил дюжий бугай, который, будучи завсегдатаем заведения, давненько положил глаз на хорошенькую, но неожиданно неприступную официанточку. Бугай не понимал слова «нет», и напоминанием об этом ему остался вытекший глаз, который Катя с отвращением вытерла с пальца о маленький носовой платочек с инициалами «КВ». Совсем как «Клим Ворошилов» шутили в баре. «Нет, точнее – просто танк,» - добавляла Катина напарница Света. И была права. Характер Кати Волковой был действительно похож на танк. Сильная, волевая, бескомпромиссная. Многие ее боялись, хотя видимых оснований на то в принципе не было. Просто, у большинства людей, вопреки налету цивилизации сохранилось животное чувство, позволяющее угадывать более сильного конкурента, скрытую угрозу и опасность. Рядом с ней многие чувствовали себя неуютно, ее не любили. Но делать пакости боялись.
Сейчас, как и впрочем, всегда в это время на мосту было тихо и безлюдно, но, дойдя до середины, Катя почувствовала, что она не одна. Оглянувшись по сторонам, она приметила женскую фигурку в темном, почти скрытую в тени железнодорожной балки. В обычное время Катя не имела привычки совать нос в чужие дела, но то ли полнолуние обострило ее восприятие, то ли на это была иная причина, но Катя остановилась и стала вглядываться в незнакомку. Та, не подозревая, что за нею следят, сняла мешавший ей плащ и оказалась с ног до головы во всем белом. Светлые волосы, светлая майка, белые джинсы… На фоне грязно-синего неба, подсвеченного зеленоватым светом луны, она была похожа на покойницу из гоголевского «Вия», и очевидно, твердо намеревалась воплотить этот образ в жизни. Скорее в смерть. Она собиралась топиться. Влезла на перила моста. Но расставаться с жизнью, наверное, было страшно, поэтому она еще несколько секунд держалась за выступ балки. Этих секунд Кате хватило, чтобы двумя прыжками преодолеть разделявшую их узкоколейку и рвануть девушку на себя. Незнакомка коротко вскрикнула от неожиданности. больно ударившись о шпалу Катя выругалась, незнакомка приподнялась с коленок и обернулась. На ее почти детском лице блестели крупные слезы, а огромные глаза с ужасом и недоумением смотрели на спасительницу.
- Тебе, что делать нечего?!
Девушка молчала.
- Парень, бросил, что ли?
Медленно приходя в себя, незнакомка покрутила головой.
- Зачем же тогда топиться, дурочка! Что случилось, ты мне можешь объяснить, - уже более спокойно продолжала пытать Волкова. – Слушай, я тут недалеко живу, пойдем, кофе выпьем, здесь как-то место не располагает… идем, а? Да, кстати, я - Катя, а тебя как?
- Инга. Спасибо, я тут побуду, можно… Я не хотела вас… Не знала, что вы видели… - девушка словно пытаясь оправдаться говорила всякую ерунду, но Катя уже почувствовала, что может подчинить себе экс-утопленницу и игнорируя слабые протесты поволокла Ингу к себе домой. По дороге жесткий внутренний голос насмешливо поинтересовался, зачем нужна ей такая обуза, но Катя уже приняла решение, пока она не узнает, почему девчонка решила топиться, не предоставит глупышку самой себе. Этот нездоровый интерес был порожден воспоминаниями о том времени, когда ей самой приходили в голову подобные мысли. «Ладно, сдавался внутренний голос, - узнаешь, и гони ее от себя, нам не нужны подруги, нам никто не нужен, тем более такие слабаки и дуры…»
Дома Катя смогла лучше разглядеть свою невольную гостью – девушке было не больше восемнадцати, хотя выглядела она и того моложе. Светлые, чуть вьющиеся волосы, синие глаза, маленькие ямочки на щеках. Ростом Инга была почти на голову ниже своей спасительницы, очень худенькая, с узкими, как у подростка бедрами, она застенчиво присела на краешек дивана, пока Катя суетилась на кухне, готовя кофе и тосты. Чайник вскипел, возвестив о своей готовности мелодичным перезвоном. Водрузив чашки и тарелку с хлебом на поднос, Катя вошла в зал и увидела, что Инга спит. «Ну и ладно. Завтра поговорим. Заодно аффект у бедняги пройдет, может и что путное скажет.
«Главное правило – никаких правил» - любил говорить Антихрист своим парням. И сам демонстрировал эту аксиому неоднократно. Он, в отличие о своих предшественников, одновременно бомбивших и крышевавших преуспевающих препринимателей, никому никогда никаких предупреждений не делал. В превентивной форме, разумеется. Его предупреждением были испорченные тормоза на новенькой «Вольво» бывшего владельца супермаркета «Власта» и любителя быстрой езды Семена Стародубцева. Или сожженная вместе со всей собравшейся на юбилей хозяина, компанией дача бизнесмена Поляковского. Не говоря уже о том, какими ненадежными, с точки зрения пожарной безопасности оказались целых три заправочных станции местного бензинового монополиста Сереги Ландсберга. Это и многое другое позволило Антихристу довольно быстро сколотить некоторый капиталец. Так, мелочи жизни – квартирки, машинки. А во множественном числе, просто потому, что Антихрист, как человек, не чуждый определенных стратегических принципов, всегда считал полезно своевременную смену места дислокации и средств передвижения. Поэтому и органам защиты правопорядка было не так-то просто выйти на его банду. Непредсказуемость, и порой, совершенная алогичность Третьяка для москвичей сделала его стопроцентным Шизой, в то время, как здесь он стал настоящим демоном – невидимым, неуловимым, опасным. На самом деле, ну какому матерому уголовнику, не говоря уже о человеке с профессиональной десантовской подготовкой придет в голову резать горло тупым кухонным ножом, предварительно выдернутым из спины другой, не менее неудачливой жертвы? Большинство кровавых похождений Антихриста были мало похожи и связаны между собой. Если одни напоминали ритуальные сатанинские умерщвления, то другие напротив – были лаконичны и изысканны, как в американских сериалах про спецагентов, третьи – напоминали проделки порноманьяка, четвертые вообще выглядели несчастным случаем. Однако, все они вместе взятые одинаково не давали покоя местной ФСБ, отделу убийств милиции и, конечно же, тем, кто имел то, на что мог позариться Антихрист. Но не одним только устрашением толстосумов планировал заниматься Валентин Третьяк. Проституция и наркотики были тем вожделенным полем, на котором ему хотелось сорвать ягодок. Но подступиться ни к одному из этих процветающих предприятий он не мог по причине соображений собственной безопасности. Ни у одного из предпринимателей города не было такой тесной и взаимовыгодной дружбы с представителями силовых структур, как у Большого папы – Дмитрия Александровича Самсонова – хозяина всей местной наркоты и разврата. Тем не менее, не собираясь останавливаться на достигнутом, Антихрист целенаправленно пробивал «каналы снизу», стараясь отыскать самое гнилое звено в цепи приближенных к папе людей. И, похоже, что такое звено было найдено – один из сутенеров среднего звена по кличке Боров, за соответствующий гонорар мог бы маму свою продать, имейся она в наличии. Трусливый и жадный, Боров мог вполне оказаться подходящей кандидатурой для честолюбивых планов Антихриста. Хотя, конечно, в этом деле риска было гораздо больше, чем в подрыве бензоколонок или ковырянии кухонным ножом в чужих глотках, но попробовать стоило.
Утром Катю разбудил шум моющейся на кухне посуды. «Ни фига себе!» - сразу же забрюзжал противный голос изнутри, « а не слишком ли она активная для будущей жертвы самоубийства, не успела ты ее вытащить из вонючей лужи, а она уже в твоем доме хозяйничает… к чему, ты Волкова, катишься?» Скинув одеяло, в одних черных спортивных трусиках Катя приковыляла на кухню.
- Ты чё это, ни свет, ни заря тут суетишься?
- Да вот я хотела завтрак приготовить, а тут посуда грязная… - не оборачиваясь и продолжая яростно драить дно кастрюли, ответила девушка.
- Ну, ну…а что же у нас на завтрак, могу я узнать? – такой поворот дел начал уже казаться забавным, к тому же, внутренний голос, обычно ограждать свою хозяйку от нежелательных контактов, наконец, успокоился.
- Я у тебя из сумки достала… - Инга наконец обернулась и замолкла, заворожено глядя на Катю.
- Ты что? – Катя без капли смущения уселась на табуретку и налила себе в кружку кипятка, - что ты так уставилась, у тебя, что ли не так, или ты женщин голых не видела?
- Да, то есть, нет… то есть, нет, видела… ты просто очень красивая, как в журнале, как модель… - краснея ответила Инга.
- Круто, модель, значит. Ну ладно, не буду тебя смущать, пойду, оденусь. Мы позавтракаем, и будешь мне свою историю сочинять, договорились? – за нарочито приказным тоном Кате с трудом удалось скрыть чувство удовольствия, вызванное этим незамысловатым комплиментом. «Господи, ну какая же ты дура! – это проснулся внутренний голос, - на что введемся, ты вообще, соображаешь, с чем ты шутишь!» Но Катя его уже не слушала, накинув широкий шелковый халат, она с удовольствием уплетала разогретые котлеты, остатки гуляша и внимательно рассматривала сидевшую рядом Ингу. Девушка напротив ела очень мало и сидела, потупив в столешницу взгляд. Завтрак закончился, Инга сразу же вскочила, собираясь убирать со стола. Катя остановила ее, взяв за руку, притянула назад, жестом давая понять, что без объяснений никуда не отпустит. Вздохнув, Инга покорно вернулась на место и начала свой рассказ.
- В своей семье я была долгожданным и любимым ребенком. Особенно боготворил меня отец, который старался посвящать дочери все свое свободное время. Мать же относилась более прохладно, она любила шумные компании, рестораны, красивую одежду. Но это время было самым светлым и радостным в жизни ребенка, который, купаясь в лучах безусловной и самоотверженной любви одного из родителей, почти не замечал недостаток внимания со стороны другого. Переживания появились немного позже, когда начались многочисленные затяжные ссоры между родителями. Отец начал подозревать жену в неверности, упрекал за эгоизм и безразличие к ребенку. Мать пеняла ему за скучность, однообразие быта, часто ставила ему в пример других, умеющих показать себя в компании, говорила, что с ним стыдно показаться на людях. Отец сильно переживал, из-за этого начались проблемы с сердцем. С одним инфарктом его увезли, когда соседка с сочувствующим видом рассказала, как видела его жену в машине с чужим мужчиной в весьма красноречивой позе. Второй инфаркт приключился через полгода после очередного скандала. Мне было всего двенадцать. Тогда я осталась сиротой при живой матери. Еще не прошло традиционных сорока дней, как папа оказался в могиле, новоиспеченная вдова привела в дом любовника и началась тогда совсем другая жизнь. В доме с утра до вечера толклись пьяные и опохмеляющиеся гости. Мать уволили с работы за прогулы, менялись любовники, вечеринки превратились в попойки. Шампанское и коньяк сменились «Абсолютом» потом и вовсе перешла на бормотуху. На то были причины чисто материального плана. Детских пособий да денег с центра занятости не хватало на хлеб, но на хлеб они и не шли, поскольку мать всегда находила им «более важное» назначение. Я бегала есть к папиной бабушке, она же пыталась выкраивать деньги мне на кое-какую обновку. Иногда я целыми неделями не появлялась дома, но мое отсутствие мать замечала только тогда когда ей надоедали горы мусора и страшный бедлам, который оставляли после себя ее «гости» и она приходила к бабушке, забирая меня с криками, что больше сюда не пустит. Но, как правило, я оставалась дома до следующей пьянки-гулянки.
Однажды, когда я вновь пришла к бабушке, мне открыла дверь соседка. По ее заплаканному лицу я поняла, что произошло что-то ужасное. Еще одного близкого мне человека не стало. Но самое плохое, оказывается, было еще впереди. Сначала мама стала, как мне показалось, меняться в лучшую сторону. Мы вместе скребли нашу квартиру, потом она сказала, что с завтрашнего дня будет работать в киоске с канцтоварами и пить, так как раньше пила больше не будет. А только по праздникам. Я ей поверила. Причиной столь чудесной перемены с мамой был Владимир Михайлович Лавров, хозяин этого самого киоска. Оказывается, этот мужчина, в молодости был маминым поклонником. Но он был ее на восемь лет моложе, и тогда она просто не обращала на него внимания. Теперь все было по-другому. Мама цеплялась за последнего своего поклонника, как утопающий за соломинку. Она не могла даже подумать, что она ему нужна только из-за квартиры. Неудачливый предприниматель влез в долги и лишился жилья. Изо всех сил пытаясь «выплыть», Лавров придумал отличную комбинацию, основными козырями которой были бесплатная квартира и экономия на зарплате продавца.
Но… что было дальше, собственно с этого и начинается история моего превращения в грязную шлюху, которой я стала благодаря этому человеку и моей дорогой маме, конечно… Мне тогда было четырнадцать лет, когда мама была на работе, в субботу мы не учились… я спала, когда дядя Володя, как я тогда его звала, зашел в мою комнату и начал лезть руками под одеяло. Вначале я не понимала, чего ему от меня надо, а он, он стал трогать мою грудь. Он спрашивал меня что-то про мальчиков, я начала сопротивляться, даже, кажется, укусила его за руку – за это он больно ударил меня по лицу. Потом вытащил меня из-под одеяла, раздел и сделал то, чего ему хотелось. В его железных руках я не могла пошевелиться. А еще было очень страшно и мерзко. Словно со стороны я видела себя голую перед чужим малознакомым человеком. Прежде, чем довести до конца начатое, он несколько отстранял меня, рассматривая, словно какую-то дикую зверушку. Я плакала и кричала от боли, вся простыня была в крови. Потом ему надоели мои слезы, он запер меня в ванной комнате и ушел. Я звала маму, надеялась, что когда она вернется с работы, все расскажу ей, и она выгонит Лаврова или подаст заявление в милицию. Вечером они вернулись оба пьяные. Из ванны меня выпустили, и я проплакала всю ночь. Я наверное, приняла неправильное решение, но идти самой в милицию мне было страшно стыдно. Я говорить-то об этом спокойно не могла…
- Постой, пока не продолжай, не надо дальше… - срывающимся на хрип голосом попросила Катя. Рассказчица подняла полные слез глаза, и взгляды девушек встретились.
- Почему вы плачете? – прошептала Инга.
- Не смей называть меня на «вы»! Хочешь, я буду просто твоей сестрою… Я не могу удержаться, эта твоя боль… она кажется сейчас входит в меня, как лезвие бритвы… Может, давай не сейчас, знаешь мы можем сходить куда-нибудь… Давай в зоопарк или… Ну, куда хочешь, ладно? И прошу тебя, пообещай мне… пообещай, что ты не будешь пытаться себя убить… потому что ты не должна… это он пусть подохнет, мы его с тобой в Вонючке и утопим, договорились!?
- Вы, нет… Ты такая добрая, меня еще никто так не жалел, Катя. Спасибо. – еле слышно произнесла девушка и закрыла лицо руками. Повинуясь необъяснимому, неожиданно сильному порыву, Катя встала и нежно обняла подругу по несчастью. Мягкие волосы щекотали Катины губы, когда Инга отняла руки от лица и ответила на объятье. Прошло несколько минут заполненных отчаянным стуком двух сердец, учащенное дыхание и судорожно сжимающиеся руки говорили красноречивей любых слов.
- Все у нас будет хорошо – сказала Катя, когда объятья ослабли, и девушки снова встретились взглядами, а у тебя, солнышко, на носу веснушки, ты знаешь об этом.
- Ага. Они у меня с детства. Папа меня за них Конопушей называл. И Рыжиком. Раньше их было много. А теперь чуть-чуть осталось.
- А я тебя буду Солнышком звать. И Зайкой. Ты вся беленькая, пушистая, как зайчонок. Мне было лет семь, когда дед из лесу принес. Он охотником был. Я часто его доставала, что бы живого зверька принес. – говоря это, старшая девушка по-матерински ласково вытирала слезы со щек младшей. - Я от радости целый час скакала по дому как сидорова коза. Он с зимы до самого лета у нас жил. Потом я его отпустила. Но у меня фотка осталась. Я сейчас найду.
Катя убежала в зал, где из-под дивана извлекла толстый старый альбом с черно-белыми и цветными фотографиями.
- Катя, может, ты мне весь свой альбом покажешь? Я хочу посмотреть, ты наверно была очень славной малышкой.
- Хорошо, садись сюда, - промурлыкала Катя, сдувая пыль с потертой кожаной обложки.
Неделя пролетела словно во сне. По негласному согласию хозяйки Инга осталась здесь жить. Ей даже не пришлось ходить за своим вещами в то место, которое справедливей было бы назвать притоном, нежели ее домом. Да и сама Катя подспудно ощущала насколько тяжким может оказаться для ее новой подруги возращение в туда, откуда она решилась отправиться топиться. Любое напоминание об этом отныне должно было уйти в небытие. По этой причине Катя предоставила в ингино распоряжение свой небольшой, но достаточно стильный гардероб, на что ответом стала такая же молчаливая, но хорошо понятная обеим благодарность. Когда люди учатся понимать друг друга без слов, сами слова и отдельные жесты приобретают иной вес и значимость. Внимание, с которым они воспринимаются, открывает неограниченные возможности познания человеческой души. Инга оказалась потрясающей хозяйкой – за несколько дней ей удалось разрушить привычную анархию вещей и доминирующий беспорядок, складывавшиеся в Катиной квартире с годами. «Нет, ну я не понимаю, почему некоторые считают, что одежда должна висеть только в шкафу? - ворчала Катя, - у меня должно быть все всегда под рукой – на софе, на стуле или в коридоре… Зачем ты вытаскиваешь все из серванта, ведь потом все равно это придется запихивать назад! » Но, а деланным недовольством скрывалась лукавая улыбка, а ворчание скорее напоминало мурлыканье довольной кошечки, за что Инга окрестила свою спасительницу Катенком. В этом было одновременно что-то от маленького кота и настоящего Катиного имени.
Теперь обеим девушкам казалось, что они знакомы много лет. Такие разные по характеру и внешне, они ощутили взаимную привязанность и доверие с первых дней. Сильная, целеустремленная, волевая Катя и мягкая, податливая Инга незримо притягивались друг к другу, как Инь и Янь. Ни одна из них не испытывала сомнений в правильности происходящего, но в тайне, каждая радовалась тому, что в жизни появилось то, чему никогда раньше не было оправдания и места. Но продолжение ингиной истории томило обеих подруг, одну – потому что она чувствовала, что не имеет права скрывать то, что может разочаровать подругу. Другая понимала, что после откровения, будет обязана раскрыть свою душу, но знала, что не сможет быть честной до конца сама.
- Знаешь, я, кажется, уже не боюсь своего прошлого, как это было раньше, - превозмогая невидимый барьер, однажды вечером начала Инга, - но мне очень не хотелось бы, что бы ты стала ко мне хуже относится, после того, как узнаешь, что я делала последние два года…
- !!!
- Знаешь, Иннуся, если тебе не хочется этого делать – не надо. Но если тебя что-то мучит и ты хочешь поделиться, могу заверить, что ничто в тебе меня не разочарует, ты – отличная девчонка, лучшей подруги у меня никогда не было… Хотя, знаешь, если что и может меня разочаровать в тебе, так это… - увидев, что собеседница не поняла шутливого тона, Катя легонько щелкнула по носу заметно побледневшую Ингу и закончила начатое предложение, - это то, что ты признаешься, что собираешься сейчас занять ванну вперед меня. Ну, перестань, не обижайся. Я просто жутко хочу принять горячую ванну с ароматическим маслом, знаешь, как это здорово.
Уже лежа в наполняющейся горячей водой ванне, Катя вспомнила, что забыла взять с трюмо ароматические шарики и попросила подружку их принести. Мягкая гелевая оболочка быстро таяла в горячей воде. Обе девушки как зачарованные следили за тем, как ванная комната наполняется дурманящим запахом эфирных масел розы и жасмина, персика и корицы. Словно повинуясь сладостному наваждению, Инга сняла с себя шелковый катин халат, оставшись в одних светло-бежевых трусиках. Ее очень светлая кожа и хрупкая фигурка могла принадлежать девочке лет пятнадцати, узкие бедра, тоненькая талия, маленькая, но очень красивой сферической формы грудь с сосками, своим цветом напоминающими лепестки чайной розы. Поразительный контраст составляла эта полупрозрачная, какая-то эльфийская внешность с ровным золотисто-песчаным загаром крепкого и упругого катиного тела. Несколько лет упорных тренировок, регулярное посещение солярия и массажного кабинета превратили Катю из просто очень красивой девушки в настоящую картинку из глянцевого журнала. Неудивительно, что Инга была поражена в первое утро их знакомства, вот сейчас она тихо, как перышко, присела на край ванной, любуясь своей обнаженной подругой. Катя вначале хотела шутливо повозмущаться, типа «ну, мы что купаться или глазки строить будем?», но передумала и, не сказав ни слова, слегка потянула Ингу за руку. Этого вполне хватило, что бы та, потеряв равновесие, с визгом шлепнулась в ванну. Когда брызги и визги улеглись, оказалось, что ванна вполне достойно вмещает двоих.
- Катенок, знаешь, я никогда не думала, что смогу относится к кому-то так, как к тебе сейчас, - задумчиво сказала Инга, вытирая мокрое лицо. – Я и сейчас никак не могу отделаться от ощущения невероятности происходящего. Ты не дала мне спрыгнуть с моста, привела к себе… Я не могу понять, почему ты такая добрая, зачем я тебе? Ты ведь такая сильная, у тебя все есть, ты – настоящая хозяйка своей жизни…
- Угу, как красиво вы изволите высказываться, я такая же хозяйка жизни, как и ты, дурочка. Неужели, тебе еще до сих пор ничего не ясно? Мы обе в одинаковой мере нуждаемся, друг в друге, или даже нет, неизвестно, кто больше…
- Нет, неправда, ты для меня делаешь больше, ты меня на улице подобрала, как котенка бездомного, мне некуда от тебя пойти, у меня ничего нет…
- Постой, значит, если бы тебе было куда от меня пойти ты бы ушла уже на следующее утро? – в голосе Кати послышались опасные нотки.
- Нет, что ты! Конечно, нет! Но просто я сейчас к тебе испытываю какие-то странные чувства, совершенно ни на что не похожие, понимаешь? Ты для меня сейчас стала значить намного больше, чем все остальные люди, ты, как мой папа, - видя, что Катя продолжает хмуриться, Инга решилась на отчаянный шаг – сказать о том, что ее больше всего волновало и смущало одновременно:
- У меня было много мужчин, понимаешь, они были разные, грубые и не очень, иногда некоторые пытались что-то сделать, чтобы мне с ними было хорошо, но у меня ничего не было, я не чувствовала… как, когда рвут зубы, колют ледокаин… меня даже ледышкой обзывали, а сейчас… Как ты думаешь, мы с тобой, ну ты понимаешь, да?
Видя, как нелегко дается это признание, Катя смягчилась. У нее самой в это время голова кружилась от незнакомого, невысказанного желания.
- Иди сюда Солнышко, - попросила она, стараясь унять внезапную дрожь в голосе. Инга повиновалась. Лица девушек были совсем близко, тела соприкасались, - я никогда не делала этого раньше, с моим парнем меня была близость, но я ничего не поняла, было немного больно и противно. А ему казалось, что я должна быть от него в восторге…
Катя прикоснулась пальцами к набухшим розовым соскам Инги и словно путешественник, совершающий самое важное в своей жизни открытие, медленно и нежно начала исследовать грудь, плечи, живот, то опускаясь ниже, то вновь возвращаясь к исходной точке. Белокурая Инга закрыла свои васильково-синие глаза и скользнула губами к полуоткрытому рту своей любимой. Поцелуй, долгий и больше похожий на самую сокровенную тайну, заставил обеих завибрировать всем телом, словно поток чувств создал короткое замыкание в электрической цепи. Катины руки тем временем добрались до треугольничка промокших трусиков, и плавными движениями опустила их до самых коленок, затем вернулась, что бы причинить там самые сладкие муки удовольствия. Инга выгнулась, словно тонкая веточка на ветру и обеими руками обхватила загорелые крепкие бедра. То, прижимаясь, друг к другу, то, отстраняясь, что бы потом вновь броситься в водоворот охватившей их запретной радости, они потеряли счет времени. Вода давно остыла, когда девушки сумели прийти в себя после охватившего их восторга нереальной близости. Этим вечером впервые за несколько лет Катя раздвинула старенькую софу, которая неохотно, скрипя, словно ворчливая старуха поддалась на это сомнительное мероприятие.
- Будем спать вместе, я вроде бы не храплю, надеюсь, и ты не имеешь привычки брыкаться во сне, а? – расправляя чистую простыню, пошутила Катя.
- Я не брыкаюсь, это крайняя мера, на случай, если ты начнешь стягивать на себя одеяло.
Утомленная дневной суетой, Катя Волкова уснула, едва только ее голова коснулась подушки, но к Инге сон не шел еще долго. Она лежала прислушиваясь к размеренному дыханию рядом, смотрела на лоскут ярко-синего осеннего неба в окне, и думала о том, что произошло с ней накануне. «Это плохо – так бы сказал папа, если бы он узнал…Но… разве хорошо было тогда, когда ее могли иметь разные совершенно чужие мужчины, ни одного из которых она бы никогда не полюбила… им не было никакого дела до ее души, им нужно было только воспользоваться телом… а теперь, она точно знает, что любит Катю. Не так, как подругу… они так мало знакомы, но эта необычная, яркая, сильная девушка сумела вернуть ей, Инге, потерянный смысл жизни. Она теперь точно знает, что то, что она есть, приносит другому радость, что если ее не станет, это будет тяжелым ударом… Но эта близость… как с ней быть? Это постыдно с точки зрения морали, но разве любовь может быть грязной? Тысячи семей живут или распадаются, не смотря на то, что у них все в норме, потому что нет любви, нет понимания… Так как же быть?
Боров осторожничал, но на контакт решил выйти. Слава Антихриста гремела впереди него и как знать, неровен час, как не станет и всемогущего Большого папы, тогда всем, кто ходил под ним придется очень туго. Всем, кроме тех, кто станет на сторону Антихриста раньше, чем жареный петух клюнет. Да и условия, предложенные Третьяком, особых опасений не вызывали. В общем, дело обещало быть выигрышным – схема: информация – деньги – информация, выглядела достаточно просто и симпатично. Антихрист и его бригада исправно пользовались девочками Борова, но непосредственных встреч или телефонных переговоров с Антихристом не происходило. Информацию Боров передавал через людей Антихриста, приходящих под видом клиентов. Даже ребята, работавшие на самого Борова в «службе шлюхэскорта», как называли местные сутенеры тех, кто обеспечивал относительную безопасность живого товара, понятия не имели о делах своего босса. Откуда ж было Борову знать, что его измена уже раскрыта проницательными советниками Большого папы, что купленные им в ломбарде наручные часы с платиновым циферблатом уже начали отсчитывать последние дни, его, Борова, существования. Папа не торопился жить в отличие, от Антихриста, но напротив, словно опытный шахматист разрабатывал сложную систему ходов, которая вот уже двадцать лет позволяла ему находиться в состоянии равновесия с законом и криминальным миром. Появление столичного беспредельщика ничуть не нарушило привычного уклада жизни Дмитрия Александровича, напротив, благодаря этому, к нему вернулось чувство из далекой молодости – азарт игрока, почувствовавшего интересного противника. А что касается соображений личной безопасности, так телохранители Папы могли бы даже написать Антихристу благодарственное письмо – их зарплата выросла в несколько раз, а график работы разбавился новыми сотрудниками. Да и эта мера предосторожности была не столь необходимой, служба безопасности Папы работала так, что даже любой президент бы позавидовал. Если б смог сравнить, конечно. Официальным источником дохода Самсонова была сеть кафе-баров города, ему принадлежали несколько гостиниц и часть акций местного телеканала. Самсонова считали честью пригласить на банкет самые влиятельные люди города. Дмитрий Александрович был хорошим другом последнего мэра, благодаря чему того недавно переизбрали на второй срок. Многие были ему обязаны многим. А как иначе? Известный меценат, щедро жертвовавший на детские дома и больницы, сознательный горожанин, выстроивший на свои деньги ни одну спортплощадку, поставивший дорогие чугунные оградки вокруг разрушающихся памятников солдатам отечественной войны. О бескорыстных акциях генерального директора ЗАО «Сиберия» знали от мала до велика. А он, без преувеличения, знал всех. Всех, кого надо, разумеется. И тех, кто мог быть полезен, и тех, кто мог быть опасен. Уничтожить Антихриста Папа мог так же легко, как и убить зудящего назойливого комара. Но, привыкший извлекать пользу из самых, на первый взгляд, отвратительных раскладов, он посчитал уместной небольшую чистку в рядах своих друзей-предпринимателей, тем более, что многие из этих «друзей», при первой же возможности, вцепились бы ему в горло. Если б руки коротки не были. С другой же стороны, дальновидный Самсонов, предположил, что рано или поздно, оборзевший в конец, беспредельщик, попытается выйти и на него, Самсонова. А это, опять же может быть полезным с точки зрения ловли сук в собственных рядах. Ну, а как игра окажется, говоря шахматным языком, в эндшпиле, можно будет просто помочь уголовной прокуратуре в раскрытии серии преступлений. Один знакомый подполковник сразу станет полковником, а может даже генералом. Как знать. Почему бы ни сделать доброе дело, если оно тебе на руку?
Сегодня Катя получила зарплату и предложила вдвоем отправиться по магазинам. Предстояло закупить всякой бытовой химии, гигиенических штучек и немного продуктов. Последняя статья слегка выпадала из ее бюджета, благодаря тем продуктам, которые доставались ей на работе. Сборы были недолгими. Добравшись до автобусной остановки, подруги устроили совет, повесткой которого было «что, где, когда?» и «что вначале?». Рассудительная Инга предложила начать с магазинов, находящихся дальше всего от дома, чтобы по мере наполнения сумок, сокращать расстояние их передвижения. Предложение было одобрено и единогласно принято. Подошел автобус и кампания по расходованию средств фирмы «Волкова и К» успешно началась. Спускаясь с крутой лестницы универсального магазинчика, Инга оступившись, подвернула ногу. А поскольку к тому времени обе ее руки были заняты полиэтиленовыми пакетами со всякой всячиной, девушка потеряла равновесие и… но, в этот момент молниеносно сработала Катина реакция. Идя немного впереди, она, безусловно, не могла видеть происходящего, но интуиция или что-то иное, подсказало, что подруга нуждается в ее помощи. И как раз – во время. Бросив увесистую хозяйственную сумку на произвол судьбы, Катя задержала летящую вниз по лестнице подругу. Шедший сбоку пожилой мужчина досадливо поморщился. «Девушки, а нельзя ли поаккуратней, какое безобразие!» - это подала голос толстая тетка, которую настигла, отбившаяся от рук Катина сумка. Убедившись, что с Ингой все в порядке, Катя настигла сумку-беглянку и быстро собрала выпавшие на асфальт бутылочки и коробки.
- Забудь, идем отсюда. Кажется, мы уже все купили.
- Извини, я такая неловкая, тебе от меня одни неприятности, как… Ой! - Инга недоговорила, так как вновь подвернувшаяся нога, заставила ее поморщиться от боли.
- Слушай, тебе трудно идти? Давай такси поймаем, тут лавочка рядом, обопрись на меня. – добравшись до ближайшей скамейки, Катя начала снимать с спутницы сапог, чтобы обследовать пострадавшую ногу. – Господи, да на таких шатающихся каблуках даже акробат из цирка нос расшибет! И тут дырка… да как ты их носишь, вообще?! Вот что. Видишь вон тот магазин на углу? Думаю, что если ты с моей помощью отважишься до него добраться, то, может быть, мы найдем что-нибудь подходящее, соразмерно нашим скромным финансам.
- Катена, не надо. Давай лучше сдадим мои в ремонт. Новые ты не представляешь, как дорого стоят!
- Ни о каком ремонте не может идти и речи! Знаешь, такие сапоги – прямая угроза обществу, ты же видела, как народ возмущался. Признавайся-ка, лучше, сколько им лет!
- Пожалуйста, не надо. Я не могу так, ведь я же сижу у тебя на шее, я не работаю, а ты хочешь…
- Вот именно – Я - хочу! И значит сделаю. – перебила Катя. Сдавшись под этим заботливым натиском, Инга поковыляла к вышеупомянутому магазину, опираясь, на обвешанную пакетами, словно Дед Мороз подарками, Катю. Пару часов спустя, удобно устроившись на мягком ковролине гостиной, обе занимались рассматриванием сделанных покупок. Самозабвенно, словно ребенок долгожданную игрушку, Инга мерила высокие лаковые сапожки.
- Катенька, милая, спасибо тебе еще тысячу раз… но я не могу, это просто так принять… Я хочу тоже тебе что-нибудь подарить… помнишь, ты говорила, что у вас на работе посудомойка собирается уходить? Ты не могла бы поговорить, что бы меня взяли на это место, ладно?
- Ладно, поговорю, только не забивай пожалуйста голову глупостями. Просто так принять… А подарки на день Рожденья? За них ты тоже потом долг отдаешь? Договорились? Я устрою тебя, но с условием…
- Хорошо, хорошо! Я согласна на любые условия, - Инга не дала договорить, бросившись к подруге с твердым намерением, если не задушить в объятьях, то хотя бы дать понять, насколько сильно она ценит все, что для нее было сделано. А обязательным Катиным условием было записать подружку на курсы рукопашного боя и самообороны. Инга конечно, выглядела довольно забавно, когда пыталась выполнять те движения, которые показывал тренер. Через пару дней Ингу приняли посудомойкой в бар. Катя объяснила администратору, что это ее двоюродная сестра и легким намеком дала понять, что если не срастется, она вполне может уйти к конкурентам в «Золотой какаду», которые не так давно предлагали оклад на пару сотен больше. В общем, все устроилось самым лучшим образом. Добросовестная и старательная Инга понравилась старшему администратору и испытательный срок сократили до двух недель. Тихая, незаметная она бесшумно появлялась на кухне, выполняя порой даже не положенную ей работу. Своим молчаливым участием смягчала многие агрессивные выпады и перепалки поваров и официанток, сама же никогда не провоцировала конфликтов или недовольств, чуралась сплетен. «А сестричка-то у нашей Катерины – небо и земля. Ни лицом, ни характером. Словно рядом не стояли. Хотя оно, может, и к лучшему – поглядит Катерина на пример младшенькой и сама смягчится» - шушукались за спиной поварихи. «Ничего подобного, нашу Катьку не переделаешь, скорее она под себя настроит. А если что не так – в бараний рог согнет» - отвечали им, более осведомленные и проницательные официантки. Так или иначе, обеим было хорошо и спокойно от одного только ощущения присутствия близкого человека. Одно только немного огорчало. На работу приходилось идти порознь. Все зависело от смены, в которую попадала Катя. Она работала сутки через двое – то есть если приходила днем в два часа, возвращалась домой так же днем, если смена начиналась с ночи то, следовательно, так же и заканчивалась. Инга трудилась стандартный восьмичасовой день. Но иногда Инга заменяла помощницу повара Лену Проклову, у которой часто болел ребенок, отчасти из сострадания к матери, отчасти, для того, что бы побыть с Катей и дождаться окончания ее смены. По вечерам, в Катины выходные ходили на рукопашный бой.
- Сегодня у Борова снова была стрелка, - кратко и деловито доложил мужчина, вошедший в личный кабинет генерального директора «Сиберии».
- Замечательно, мальчики играют в разведчиков. Только, что-то они заигрались, так и ужин простынет, - не поднимаясь из высокого кожаного кресла, доброжелательно произнес Большой Папа, - значит так, когда ребятки нашего бесенка снова пойдут по девочек, они не на шутку разбуянятся. Возможно даже дойдет до поножовщины. Красота, говорят – страшная сила. Ну и порежут не по злому умыслу старую свинью. А бесенку за их поведение стыдно станет, вот он и накажет их, неразумных…Кстати, пальчики его уже тебя, Стасик?
Тот в ответ коротко кивнул.
- Ну и ладушки. Как будет сделано, обратишься к моему бухгалтеру, за премиальными. – давая понять, что разговор закончен, Папа достал из услужливо подъехавшего ящичка серебряные щипцы и отрезал кончик дорогой гаванской сигары.
Как-то раз, у Кати сломался ключ, когда она неудачно провернула его в замочной скважине. Вытащив его из двери, она убедилась, что дверь уже закрыта, и отправилась на работу, прекрасно зная, что у Инги, которая уже ушла «Летучую мышь» имеется дубликат. В этот раз Инга опять заменяла Лену, и подруги вернулись вместе. На следующий день у Кати был выходной. Провалявшись в постели до обеда, она первым делом отправилась в ближайший универмаг, где на первом этаже красовалась крупная надпись «Ключи. Быстро. Недорого. Качественно.». Затем, увидев свое отражение в огромной зеркальной витрине, сделала вывод о том, что пора бы посетить парикмахерскую, что и сделала. Когда Катя покинула парикмахерскую, начало смеркаться. Ноябрьское солнце знало свой график, и помахав горожанам вялым от обилия свинцовых облаков лучом, отправилось на покой. Сегодня вечером девушки собирались снова пойти на тренировки по самообороне. Спортзал находился в соседнем спальном районе, поэтому было решено встретиться дома, что бы Инга могла переодеться. Придя домой, Катя перекусила под включенный телевизор. Шла какая-то криминальная передача об бандитских вылазках какой-то организованной группировки. Кровавые и циничные преступления заставили девушку поморщившись переключить канал. По другим тоже ничего хорошего не наблюдалось. Бесконечные противные рекламные ролики и еще более противные мыльные оперы. Подойдя к зеркалу, Катя укоризненно глянула на свое отражение: короткие темные волосы, черная водолазка, облегающие кожаные брюки – все это вместе взятое как нельзя лучше вписывалось в имидж «матричной» подружки Киану Ривза, эдакая эмансипированная тигрица, напрочь лишенная каких либо атрибутов домохозяйки-жены-матери, идеалом которой она представляла себя несколько лет назад.
Что-то начало подсознательно все сильней беспокоить Катю. Волнение росло, словно зубная боль, когда стрелки часов начали приближаться к сроку прихода подруги. Накинув на себя толстую кожаную куртку и наскоро обувшись в кроссовки, Катя побежала ловить такси. Его, как назло, словно ветром сдуло. Подошел нужный автобус. Влетев в него, Катя немного успокоилась, видя, что по времени успевает к моменту выхода Инги из бара. На нужно остановке, она уже совершенно успокоившись, сошла и направилась к зазывающее горящим огонькам неоновой рекламы. Возле бара в этот час уже начинались съезжаться дорогие машины с сынками местных толстосумов и их девочками. Войдя через черный ход, Катя встретила вытиравшую пол уборщицу, которая сказала, что Ингу сегодня отпустили раньше и она только пару минут назад вышла через парадный. Возле парадного было многолюдно, но тонкой фигурки в старом катином пальто видно не было, поэтому девушка поспешила к автобусной остановке. Скрытая тревога превратилась в ужас и ярость, когда она услышала крик, не доходя несколько метров до остановки, стояла черная видавшая виды «Хонда», в которую двое дюжих молодцов пытались запихнуть Ингу! Ее Ингу! Забыв про разностороннее движение, Катя бросилась через дорогу на помощь. Но не успела. Дверь машины захлопнулась. «Хонда» рванула с места и исчезла за поворотом. Тормознув ближайший «москвич», девушка жестом показала на поворот.
- Хонда, черная, догоните! Заплачу, сколько скажете.
- Заметано, да не волнуйся так, сейчас, он далеко не уедет. Час пик, - усатый водила с интересом взглянул на свою пассажирку, - что, небось, милого приметила или соперницу вычисляешь?
- Я не буду отвечать, ладно? – пытаясь сдержаться и не нагрубить, ответила Катя. Ей хотелось кричать и долбить водителя по голове, но понимая, что от этого лучше не будет, стала до крови кусать губы. Мужчина оказался прав, они нагнали «Хонду» на следующем светофоре. Ничего не подозревавшие Ингины похитители слушали художественный рев тяжелого рока, так, что отдельные слова можно было различить даже через закрытые стекла «Москвича».
- Ну и теперь что? За ними ехать?
В ответ последовал энергичный кивок головы, а сжатые кулаки почти бесшумно хрустнули, не предвещая ничего хорошего. Вскоре иномарка завернула в арку довольно старого пятиэтажного дома. Катя на ходу распахнула дверцу, и выпрыгнув из машины понеслась к подъезду в котором скрылись отморозки, тащившие плачущую и сопротивлявшуюся девушку на руках. Еще на первом этаже, Катя услышала сверху звук отпираемой под одобрительные возгласы двери и преодолевая лестничные пролеты в два мощных броска понеслась туда. Когда, казалось она уже достигла своей цели, старенькая оббитая дерматином дверь захлопнулась. Рядом торчала обожженная кнопка звонка, но Катя и не думала звонить или стучать. Ситуация не располагала к мирным переговорам или объяснениям. Поэтому, засунув в замшевую перчатку металлическую бляшку-брелок, она отошла к противоположной стене и с разбегу вышибла дверь. В квартире, точно также, как и в машине оглушали децибелы «рамштайна», поэтому на грохот, произведенный Катей выбежал только один бритый отморозок, получивший сразу меткий нокаутирующий удар по детородным органам, и, для профилактики – оглушающий по голове. Со вторым ей пришлось встретиться с смежной с коридором кухне – «главное - фактор неожиданности» - всплыли в голове слова одного из тренеров. Уклонившись от захвата, Катя нанесла сильный удар чуть ниже кадыка, затем приложила уже обмякающее от недостатка кислорода тело головой об угол. По самым скромным подсчетам, противников оставалось двое, но могло быть и больше, поэтому направляясь в комнату, она схватила из подставки самый длинный и крупный нож. То, что произошло в последующие три минуты, едва ли поддается описанию или классификации. В центре комнаты на обеденном столе среди неубранных тарелок и початых бутылок водки была распластана полураздетая с раздвинутыми ногами Инга. Над ней уже трудился тучный невысокий мужик в засаленном махровом халате. Рядом со спущенными штанами драчили еще двое.
- Ну, что, сволочи, позабавьтесь со мной, вам же этого хочется! – крикнула Катя, бросив в толстяка табуреткой, - Инга, уходи отсюда, немедленно слышишь?
- Ну, иди сюда сука, мы тебя отымеем, да так, что ноги до ушей вырастут! – отскакивая от пролетающей табуретки взвизгнул толстяк, позабыв про сползающую со стола Ингу, на Катю двинулись трое. Проход в коридор был закрыт живой преградой, поэтому девушке ничего не оставалось, как, подобрав одежду, закрыться в соседней комнате. Следя за ней боковым зрением, Катя старалась занять более выгодную позицию относительно приближающегося толстяка.
С точки зрения видов бойцовского искусства все выглядело абсолютным хаосом. Когда одна девушка, пусть даже вооруженная ножом бросается на троих. Пусть даже не матерых бандюганов, но все-таки мужиков. Пусть даже и не совсем трезвых, в реальности это выглядит более впечатляюще, чем, например, в американских фантастических боевиках, где киберкрасотки в прыжке подлетают на несколько метров или зависают в воздухе, уклоняясь от ударов и пуль, как в незабвенном творении братьев Вачовски. Мгновенно оценив обстановку, она поняла, что труднее будет справиться с бритоголовым крепышом, тогда как двое других длинный худощавый брюнет и рыхлый толстяк лет пятидесяти (очевидно, хозяин квартиры) большой опасности не представляют. Сделав отвлекающее движение в сторону, Катя схватила со стола тяжелую хрустальную пепельницу и запустила ее в бритую голову. Интуиция ее, к сожалению, не подвела – у бритого оказалась хорошая реакция – он успел увернуться, а пепельница угодила в стеклянную дверцу шкафа. Со звуком бьющегося стекла раздался непечатный вопль хозяина, который в ярости запустил в правую руку, которой Катя сжимала нож, что-то вроде массивных плоскогубцев. Девушка парировала удар, и отрикошетивший предмет лишь слегка ударил ее по левому запястью. На стороне противника по-прежнему оставался существенный численный перевес, но в Катину пользу складывалось то обстоятельство, что небольшая комнатка была до отказа захламлена и не представляла отморозкам возможности окружить девушку или нападать сообща. Благодаря сильному и неожиданному выпаду, ей удалось надолго вывести из строя длинного. Бритый не спешил нападать, предоставляя толстяку изматывать Катю своими неловкими нападениями. Но вот наступил момент подпустить противника ближе, и девушка сумела удачно повторить прием, проделанный на кухне – отвлекающее движение и тяжелый удар под кадык. Но не успела она оттолкнуть обмякшее тело, как на нее бросился серьезный противник. Получив удары в грудь и солнечное сплетение, Катя оказалась на полу, нож был выбит из рук, а железная хватка сжимала ее незащищенное горло. Чувствуя, что долго не сможет противостоять, она попыталась стиснуть пальцы на шее бритого. Ее острые ногти рвали кожу, причиняя противнику невыносимую боль, но он чувствовал свое превосходство и не ослаблял хватки. В Катиной голове застучали железные молоты, в глазах вспыхнула невыносимо яркая молния, и сознание отключилось. Ей казалось, что она плывет в темноте по горячим барханам, перемешанным с вулканической лавой, острые камни больно задевают все тело, а она не может противостоять течению. Проблеском воспоминания возникла где-то услышанная фраза про свет в конце туннеля. Где же он? Почему так темно? Все внутри горит. Невыносимо хочется пить. Внезапно, откуда-то сверху раздался шум морского прибоя и волны плеснули ей прямо в лицо. Как хорошо! Еще, еще так… Очнувшись, девушка увидела над собой знакомое бледное лицо с маленькими светлыми веснушками.
- Катенька, милая ты живая? – в руке у Инги был обыкновенный граненый стакан из которого она поливала свою бесчувственную подругу. Приподнявшись на локтях, Катя ощутила, как что-то держит ее за ноги ниже колен. Это было еще теплое тело бритого. Еще теплое, потому, что ему суждено было очень скоро остыть. Из спины, чуть ниже левой лопатки крепыша торчал кухонный нож.
- Сейчас, подожди, я все сделаю, - спокойно, словно говоря о приготовлении яичницы, Инга стаскивала убитого ею с ног подруги. У перевернутого журнального столика застонал приходящий в себя толстяк.
- Полежи, Катеночка, полежи немножко, отдохни… - ласково приговаривая, девушка равнодушно, словно зомби, вытащила нож из бритого и подойдя к хозяину квартиры, подняла его лежавшую лицом в голову за жидкие бесцветные волосенки. Не веря своим глазам, Катя увидела как острый уже окровавленный нож легко и плавно вошел в жирную шею… После этого, хрупкая, нежная и такая мягкая Инга также спокойно прикончила длинного и еще двоих, валявшихся на кухне и в коридоре. Вернувшись Кате, она по-прежнему невозмутимо обтерла диванной накидкой ручку ножа и вложила его в руку длинного. Той же накидкой она прошлась по всем твердым поверхностям. Смотреть, как светлая, с ангелоподобной внешностью девушка тихо и обыденно совершает все эти вещи, просто так было не возможно. Реальность отступила куда-то на задний план, Инга превратилась в ветхозаветного Ангела-губителя. Только в этот час карающий меч правосудия превратился в короткий кухонный нож, а вместо египетских первенцев… Какой кошмар! Хотя, впрочем, нет времени для эмоций, которые так любил изображать Альфред Хичкок. Скинув с себя оцепенение от увиденного, Катя, пошатываясь, встала на ноги.
- Как ты это делаешь… Инночка…Ты же не убийца! – спросила она, глядя на быстро впитывающуюся в грязноватое половое покрытие кровь.
- Я это делаю, потому что эти ублюдки не должны жить… не имеют права…
- Но ведь это – убийство!
- А лучше бы они прикончили тебя? Тебя выловят где-нибудь на мели из Вонючки или найдут в сквере накачанную наркотой, неужели не ясно! Как Юльку, как Маринку в прошлом году… - напряженный как струна голос зазвенел и сорвался на всхлип…
- Я не знала, прости, - прошептала Катя и стала медленно сползать по стене.
-Ты можешь идти? - словно извиняясь за резкость, участливо спросила Инга, поддерживая подругу.
- Все в порядке, - стараясь говорить непринужденно, ответила та, - ну ты и даешь, сестренка. Зайчик пушистый…
Выйдя на лестницу, девушки договорились спускаться по очереди и идти через разные дворы к остановке у мини-рынка, которую Катя приметила во время преследования черной «Хонды». Подождав несколько минут после ухода подруги, Катя начала было спускаться, как услышала тихие торопливые шаги. В пролете мелькнули двое крупных парней, с характерно размеренными движениями спортсменов. Пришлось подняться на этаж выше и затаиться. Приглушенные возгласы и писк мобильного телефона, раздавшиеся минутой позже, дали понять, что эти люди направлялись именно туда, откуда только что вышли девушки. Выглянув из своего укрытия, Катя обнаружила, что лестница пуста и, что бы не создавать лишнего шума, мышью скользнула вниз по перилам. Уже во дворе она вспомнила про человека, подвозившего ее на «Москвиче». Его, конечно, здесь уже не было. Очевидно, что шофер решил не дожидаться возвращения странной пассажирки. Может, побоялся быть втянутым в разборки любовного треугольника, а может, были еще какие причины, но так или иначе, он мог быть свидетелем… По дороге она мельком увидела серебристо-серый «Ауди», как-то по-кошачьи притаившийся за углом соседнего дома. «Ну что ж… ладно, будь, что будет», подумала Катя, направляясь к остановке. Там уже ждала Инга, бледная, еще больше обычного. У дома прогуливал таксу сосед, восьмидесятилетний деда Миша. Машинально поздоровавшись, девушки прошли мимо, но по тому, как дрогнул голос подруги, Катя поняла, что в этот момент они подумали об одном и том же. Вот еще один свидетель. Повернув ключи в дверном замке, подруги замерли в тихом темном и тесном коридорчике своей квартиры. Инга нащупала Катины руки и обняв девушку забилась в беззвучной истерике. У Кати в этот момент не было ни одного слова, которым можно было бы утешить. Она просто гладила светлые шелковые волосы и дрожащие плечи. Гладила, тихо покачивалась в такт этим движениям. Как мать, убаюкивающая ребенка. Любимого и единственного. Который, будь хоть тысячу раз неправ, все равно будет самым дорогим, из того, что у нее есть. Из гостиной доносилось мерное тиканье часов. Нет. Теперь она поняла, что была не достаточно внимательна к своей маленькой подружке. Она даже не представляла, какую травму на самом деле пережила эта несчастная маленькая девочка. Сколько нечеловеческой ненависти скопилось в ее маленьком слабом теле. Годы унижения, годы извращенной власти деградировавших уродов над телами и душами попавших к ним женщин и девушек. Она вспомнила себя. Ей хватило только одного раза. Навсегда. Проживи она тысячу жизней, такое не забылось бы. А Инга? Ей всего восемнадцать. Когда же было восемнадцать ей самой? Тот рубеж навсегда позади. Что же будет дальше? Вокруг по-прежнему было темно и тихо. Казалось, что ничего особенного не произошло. Этот вечер ничем не отличался от многих других, проведенных подругами вместе. Но снова все, что дорогого у них было, оказалось под смертельной угрозой. Хрустальное благополучие разлетелось как пепельница, которой Катя не попала в бритоголового отморозка. Над обеими навис дамоклов меч слепого правосудия, чьи завязанные очи были не в состоянии отличить истинного убийцу и насильника от его жертвы.
Но Катя была не тем человеком, который мог слишком долго находиться в ступоре, независимо оттого, что бы его ни вызывало.
- Ладно, зайка моя. Все пучком. Не думай о том, что будет дальше. Надо жить сегодня.
- Но я убийца! Меня посадят, обязательно посадят… Катенька, я не буду жить без тебя! – сдавленно всхлипывала Инга.
- Перестань, перестань сейчас же…- понимая, что их счастью неизбежно скоро придет конец, Катя решила взять от остающихся часов все, что возможно. Взяв Ингу за руки, она повлекла ее в ванную.
- Знаешь, если нас найдут, то только завтра, а может и еще позже, - говорила Катя, до отказа выкручивая крановые вентили, - а сейчас нам нужно выработать свою гипотезу произошедшего, что бы потом одинаково говорить на очной ставке.
- Послушай, но неужели мы будем сидеть, и ждать, пока за нами придут?
- А что ты предлагаешь? Убегать бесполезно – поймают и будет еще хуже. Жаль, я не училась на юридическом, а то можно было бы как-то смягчить обстоятельства, главное – знать, как лучше отмазываться. И вот еще что. Ты – жертва. Ты никого не убивала. Я все возьму на себя.
- Нет, что…
- Не спорь. Да, кстати, не помнишь Ленкин телефон?
- Он записан на телефонном справочнике, а зачем тебе…
- Иди, позвони. Скажи, что долг платежом красен, завтра у нее выходной, вот пусть за тебя посуду моет. Завтра у нас будет праздник.
Инга послушно позвонила и вернулась в ванную. Там ее встретили горячие губы подруги. Повинуясь внутреннему порыву, Инга стала снимать с Кати джинсовую рубашку, стягивать шерстяную водолазку. Та, в свою очередь, освободила подругу от просторного лохматого свитера. Одежды на каждой из них оставалось все меньше, и это еще больше подстегивало. Заставляло с отчаяньем приговоренного к смертной казни, человека срывать друг с друга то, что мешало им почувствовать себя единым целым. Воды набралось уже достаточно, и Катя уже хотела увлечь подругу в наполненную ароматными маслами ванну. Но, отстранившись, Инга зачерпнула маленьким тазиком горячей воды.
- Я испачканная. Подожди, мне нужно вымыть там. Эта гадость… я, там… ну ты все помнишь, да?
- Хорошо, давай я тебе помогу.
- Нет, это противно. Тебе не надо там касаться…я сейчас выйду, ладно… ты меня дождешься? Только не обижайся, слышишь?
- Я и не думала обижаться. Только скорей возвращайся, я без тебя в ванну не полезу.
Инга вышла, прикрыв за собой дверь. Кате показалось, что прошла целая вечность, прежде, чем она вернулась. Белый, словно выточенный из мрамора стан, казался нереально хрупким и беззащитным. Девушки забрались в ванну и Катя открыла горячую воду. Стоя перед подругой на коленях, она поцеловала Ингу в живот.
- У тебя такая тонкая талия, что иногда мне кажется, что…
- …я сломаюсь, да, Катя? Ты это имеешь в виду? – обнимая любимую за плечи, спросила та, - ты права, но только дальше уже некуда. Я сломалась уже тогда, когда поняла, что мама никак не среагировала на то, что меня изнасиловал ее любовник. Он и потом это делал со мной в ее отсутствие. Я забеременела. От этого недочеловека. Когда на этот счет не осталось сомнений, я в первый раз попыталась покончить с собой, но тогда я прыгала с другого моста. Меня вытащила собака. Какая-то маленькая девочка гуляла поблизости с огромным таким ньюфаулендом. Он был такой черный и кудрявый. А на лапах, представляешь, настоящие перепонки? Он так аккуратно тащил меня за воротник, зубами даже нисколько кожу не задел. Потом, на берегу люди были, ругались, но все это почти не помню, помню. только укоризненный взгляд этого умного пса… Попала в больницу с выкидышем. Чего только не наслушалась от медперсонала гинекологии. Все они читали мне мораль о растлении нравов, а на самом деле им была глубоко безразлична не то, что моя нравственность, но и моя жизнь. Никто за все время моего пребывания там не поинтересовался, почему я прыгала с моста, или как случилась моя беременность.
Я вернулась домой. А там… потом, у ублюдка – Лавра была попойка и они меня по рукам пустили… только стыдно им видно было малолетку насиловать в открытую, или боялись, что потом на них в милицию заявлю. Они мне глаза завязали. Папиным шарфиком. И руки чем-то замотали, чтоб повязку с глаз не стащила. И я… но, знаешь, не надо глаз, чтобы понять что у них ничего человеческого не осталось… это было так долго, что я почти перестала ощущать боль и отвращение. Потом целый день я не могла встать с постели. Словно тело уже не мое было. Страшно хотелось умереть. Но не было денег даже не стандарт снотворного. Пришел Лавр с матерью, оба довольные. Как страшно я их тогда ненавидела! Я пыталась объяснить матери, какое ужасное зло она со мной творит. Она только смеялась и спрашивала, как мне это понравилось. Я сказала ей, что она – волчица, что я ей больше не дочь. Но ей это было давно безразлично. Они с Лавром получили деньги за то, что со мной сделали его собутыльники. Это натолкнуло их на мысль о том, чтобы открыть в нашей квартире бордель. Они стали продавать меня направо и налево. Лавр, сволочь, даже стал покупать мне всякие гадости; чулки с подтяжками и прочую мерзость. Побоями и угрозами заставлял это одевать. Красить глаза и губы. Когда я пыталась сопротивляться, он затаскивал меня в ванну. Это была моя тюрьма. Потом меня продали Борову. Это тот толстый боров, в берлогу которого меня притащили те двое, Кругляк и Щербатый. Двух других я не знаю, кажется, это клиенты. Он был профессиональный сутенер. Таких, как я у него девочек семь-восемь было. У него знакомый гинеколог был. Этот живодер за хорошую плату делал всем девочкам Борова стерилизацию. Принудительную. Меня ждала такая же участь. Как животным, сволочь. Когда дошло дело до меня, то оказалось, что после того выкидыша у меня и так детей быть не может. На него я работала последние два года. Недавно, услышала, что мать погибла от передозировки наркотиков. Но она не была наркоманкой. Думаю, что это Лавр постарался. Хотя… я ее почти два года не видела… мало ли до чего может докатиться…
Я не рассказывала тебе сразу, откуда сбежала. Было стыдно. Потом даже не хотелось думать. А от них так просто не уходят. Прости, это я во всем виновата. Из-за того, что ты со мной связалась, тебе будет плохо. Ты не должна брать вину на себя. Во-первых, потому, что когда нас найдут, меня признают другие проститутки. А у меня была веская причина зарезать Борова. Только, я не хочу сидеть. Знаешь, может лучше я напишу признание и выпью таблетки. У меня есть стандарт. Я его год как купила. Но не пользовалась, потому, что все равно бы откачали. Ради прибыли, конечно, - Инга тяжело вздохнула, собираясь сказать что-то еще, но сочные Катины губы ласково приникли к губам девушки, заставив ее замолчать. Глубокий проникающий поцелуй соединил обеих узами непередаваемой нежности. Руки снова сплелись страстных объятьях. Полная упругая грудь прижалась к маленькой и нежной.
- Знаешь, что бы не было с нами завтра, я хочу тебе сказать… Запомни, девочка моя, даже если придется отбывать пожизненное, даже… словом, что бы не случилось, я не жалею, что мы встретились. Будь у меня шанс промотать время назад, я бы ничего не стала менять… Или, может быть я бы забрала тебя отсюда и мы бы уехали к морю, где чайки и альбатросы, где растет сладкий виноград… Я люблю тебя, как никогда никого не любила, и наверное, не полюблю.
- Я тебя тоже… ты самая лучшая, ты меня второй раз спасаешь… Ни один мужчина для меня этого не сделал…
Сегодня у Большого Папы был трудный день. Вечером в его шахматную партию вмешался неизвестный третий игрок, вместо него сделавший ход конем. На Стасика было жалко смотреть. Исполнительный и дотошный, преданный своему делу и папиным деньгам человек, ожидал оплеухи.
- Так говоришь, к приходу твоих ребят все уже было сделано? – не веря своим ушам, переспросил Самсонов, - но ведь в это же время наши должны были пасти бесенка, его, правда, там не было?
- Он был за городом после обеда. Потом ужинал в корейской забегаловке. В семнадцать двадцать поехал к себе домой.
- А кто же тогда, по-твоему, все это без нас организовал?
- Выясняем. Пока есть информация о каком-то левом «Москвиче», который от «Летучей мыши» повел парней Борова. Ищем его хозяина. Это пока все.
- А что с теми отпечатками, которые должны были остаться на орудии убийства?
- Я не давал своим людям инструкции менять первоначальный план, поэтому отпечатки, очевидно, уже отправлены на экспертизу.
- И по времени совпадает с тем, как бесенок отправился домой?
- Да.
- Хорошо. Ищите «Москвича». Посмотрим, что он скажет.
Через два часа водитель был найден. Избитый и до смерти перепуганный он вроде бы не имел причин выгораживать неизвестного третьего игрока, поскольку ребята Стасика, камуфлированные и в черных масках достаточно доступно объяснили, к чему это приведет. А у владельца «Москвича» была еще и жена и двое детей, которых ни к чему было оставлять сиротами. Но его слова совершенно не хотели лезть ни в какие ворота. Он, якобы, подвозил между семнадцатью и семнадцатью часами десятью минутами высокую красивую девушку с короткой стрижкой. Которая указала на машину с людьми борова и ничего не объясняя, потребовала ехать за ними. Потом, как та машина остановилась, выскочила на полном ходу и была такова. Допрос, сопровождавшийся живодерскими штучками, бывшего кэгэбиста, заплечных дел мастера Иваныча продолжался всю ночь но других результатов не дал. Несчастный водитель снова и снова во всех подробностях описывал свою странную пассажирку, но кроме этого, ничего другого рассказать не мог. Под конец, ему обессиленному и истекающему кровью сделали укол транквилизатора и на том же злополучном «Москвиче» отвезли за город. Там же столкнули в неглубокий кювет, чтобы сердобольный автолюбитель без особого труда мог оказать первую медицинскую помощь собрату по колесам. Папа был человеком рациональным и не проливал кровь там, где можно было отделаться легкой амнезией. Все-таки дети у мужика. Пусть живет, если получится. А навести справки о той загадочной девице оказалось проще простого. По фотороботу, составленному на допросе, страстно желающий реабилитироваться Стасик вычислил официантку одного из кафе-баров, принадлежавших «Сиберии». Девушка была спортивного телосложения, в свободное время занималась рукопашным боем, прыжками с парашютом и прочей ерундой. Это, конечно давало основания предположить, что она могла бы справиться с одним, максимум – двумя мужиками. Но порезать четверых! Да еще какое совпадение, порезать так, как это иногда делал сам Антихрист. Хотя… Антихрист так резал от большой дури, выделиться чтоб, типа, не такой, как все… А обычный человек, который не занимался профессиональными убийствами, а просто защищался? Хотя и тут не срасталось. Ну, пусть сильная и тренированная, пусть рукопашным владеет, пусть защищалась, но тогда вопрос, а зачем было ехать за ними? Все эти вопросы не давали покоя Большому Папе, а тут еще пришло приглашение от зама мэра на банкет по случаю рождения внука. Как не к стати. В другой раз бы Самсонов с превеликим удовольствием, но как говорит уважаемая народная пословица «Сделал дело…» а дело – то, как раз не хотело доделываться. Менты уже возбудили дело об убийстве пятерых, которое, по заверению того самого подполковника, уже видевшего себя в новых погонах, должно было пройти по запланированному сценарию. Оставался всего один нерешенный вопрос – что же делать с настоящим убийцей, кто бы он ни был… Бросив рассеянный взгляд на виновато переминающегося перед столом босса Стасиком, Папа знаком приказал сесть. «Как меня слушают все эти люди… Деньги, власть что они способны сделать с человеком… Вот скажу сейчас и чья-то судьба решится… - а вслух сказал:
- Значит, что получается, это какая-то девчонка замочила пятерых матерых идиотов, да еще и в моем баре работает, на меня получается?
- Да, Дмитрий Александрович.
- А что Радий говорит о ней, не спрашивал?
- Лучшая официантка, говорит. У нее клиенты раскручиваются до последней копейки все отдают. Чтоб пыль в глаза пустить, значит. Она видная, как кинозвезда и никому не спускает.
- Хороший работник, значит. Такими бросаться себе дороже. Ладно. Не трогайте ее пока. Но так издали наблюдайте – вдруг она киллерша какая-нибудь новоявленная. Посмотрим, как наш подполковник стараться будет. Зачем девку трогать, когда у нас уже есть матерый беспредельщик с маниакальными наклонностями. Кто еще про нее из твоих знает? Радию говорил?
- Дмитрий Александрович, в подробности не посвящал. А так только мои двое, те, которые там были, ну и Иваныч, конечно.
- Иваныч – не считается. А своим скажи – длинные языки превращаются в сицилийский галстук, ты меня понял?
- Да, Дмитрий Александрович.
- Все, свободен.
Стас вышел. Папа набрал номер своей секретарши, и услышав в трубке щебечущее: «Слушаю, Дмитрий Александрович» потребовал, чтобы массажист и парикмахер прибыли к нему через четверть часа. «Что-то старость последнее время подкрадывается… сентиментальным становлюсь. Еще годик-два – и на покой собираться, что ли? Но все равно, как-то девчонок трогать не хочется. Пусть живет себе спокойно. А таких Боровов у меня как грязи, всех не перережешь…
Весь следующий день прошел в мучительном ожидании. Несмотря на кучу видеокассет, взятых в соседнем видеосалоне, девушки не могли отвлечься от тягостных мыслей. Но никто не пришел. Нервное расстройство сказалось сильнейшим переутомлением и уже в половину десятого, обе не сговариваясь, легли спать. Ночью Инга вскрикивала во сне, ей, как и Кате снились кошмары, связанными с пережитыми потрясениями и грядущим арестом. На следующий день Катя высказала вертевшуюся в головах у обеих мысль о том, что видимо от сидения дома легче ни станет, а значит, надо пойти и поработать. Сказано – сделано. Привычная рабочая рутина затянула девушек, которые дали слово, не говорить о том, что будет дальше. В течение трех последующих дней в «Летучей мыши» было только и разговоров, как о ужасной резне на улице партизана Железняка, где был убит сутенер и четверо работавших на него парней. Говорили, что основной версией следствия стала бандитская разборка на почве дележки «рабочих» кварталов. Сейчас ищут улики против Летчика, влиятельного конкурента из соседнего квартала. Хотя параллельно разрабатываются и другие версии – типа недовольства среди своих из-за распределения выручки, которую, кстати, кто-то предусмотрительно умыкнул из квартиры убитого и так далее. В общем, каждый доказывал верность более приглянувшейся ему версии. Однако, все работники бара начиная с старенькой поломойки тети Даши и заканчивая старшим админом Сергеем Павловичем, сходились в мнениях касательно того, что случившееся трагедией никак ни назовешь. А любитель потравить к месту и ни к месту анекдоты бармен Колька, припомнил соответствующую случаю прибаутку: «Армянское радио спрашивают, чем отличается катастрофа от беды. Ответ: шел по мостику серенький козлик. Мостик сломался – козлик утонул. Это беда, но не катастрофа. Упал «Боинг» с министром внутренних дел и разбился. Это катастрофа, но не беда». Девушки молча слушали все эти досужие вымыслы и старались сделать вид, что случившееся не вызывает у них ни какого интереса. Впрочем, они и так не могли бы вызывать своим равнодушием подозрения, хотя бы потому, что их сдержанность и молчаливость на работе была всем привычна. Неделя, истекшая со дня происшествия, немного успокоила Катю, хотя внутри оставалась какая-то звенящая напряженность. Не столько страх, сколько трепет перед неизвестным. Инга же с это время страшно осунулась, казалось, она сгорает изнутри от медленного мучительного огня. И хотя терапевт, к которому уговорила ее обратиться Катя, ничего, кроме нервного истощения не нашел, казалось, тяжкая болезнь подтачивает ее силы. Но вопреки всем мольбам и просьбам подруги, она продолжала ходить на работу. И, конечно же, никакой речи не могло быть о посещении секции или хождении по магазинам. Обе одинаково сильно боялись, что за ними придут из милиции, но еще больший страх внушала мысль о том, что в этот момент они будут не вместе. Дни теперь не летели легко и спокойно как прежде, тянулись свинцовыми декабрьскими тучами, из которых вот-вот должен был упасть снег.
И вот это случилось. Катя гладила свежепостиранное белье, Инга прибиралась на кухне, когда в дверь, коротко и как-то очень официально постучали. Пытаясь унять дрожь в руках, девушка пошла открывать. На пороге стоял молодой подтянутый милиционер.
- Здравствуйте, я - лейтенант милиции Петр Пчелкин, - отрапортовал он, показывая корочки удостоверения, - разрешите пройти?
- Проходите, лейтенант, мы ждем вас уже целую неделю, - демонстрируя фальшивое спокойствие, сделала приглашающий жест хозяйка. Решив, что симпатичная девушка с ним заигрывает, Пчелкин покраснел и суетливо начал снимать свои старательно начищенные, но далеко не новые ботинки. Пройдя в гостиную, он смутился еще больше, увидев на стуле возле гладильной доски сложенные горкой кружевные детали интимного женского туалета.
- Вы… вы извините, если я не во время… можно мне сесть? – спросил милиционер снимая с головы форменную фуражку. Волосы под ней оказались настолько рыжими, что от их яркости начинало рябить в глазах. Брови же и ресницы были очень светлыми, а глаза – бледно-голубыми. «С такой внешностью, быть служителем правопорядка либо недоразумение, либо компенсация детских комплексов типа «рыжий-конопатый» - тихо прошептал внутренний голос.
- Да, пожалуйста, - сказала Катя, демонстративно собирая нижнее белье со стула и пододвигая его гостю. Это было похоже на игру. Понимая, что еще немного и они окажутся беззащитными перед этим вполне безобидным человеком в государственной форме, девушка пыталась напоследок сделать все, что бы заставить его испытать наибольший возможный дискомфорт перед их задержанием. В голове метались мысли: «интересно, он сразу покажет ордер на арест по подозрению в убийстве или все затянется еще на некоторое время.
- А что же вы так долго не приходили? – продолжала издеваться она, надеясь, что Инга за шумом включенного магнитофона и льющейся на кухне воды не сразу услышит происходящее в комнате.
- Извините, не понял. Вы уже в курсе?
«Вот оно... – простонал внутренний голос – началось, сейчас уже будет ближе к делу», а вслух Катя произнесла:
- В курсе чего именно? Того, что у нас в городе полно насильников и убийц, а милиция не только не способна найти преступников, но и даже обеспечить элементарную защиту людям не может?
- Зачем Вы, не надо так. Кстати, я еще не спросил вашего имени. Гражданка Волкова. Екатерина Сергеевна?
- Да. Продолжайте.
- Вы понимаете, дело весьма деликатного свойства, живущая этажом выше гражданка Шароглазова подала заявление на своего супруга за совершение регулярных избиений ее и ее малолетнего сына, с ними проживающего. Вот я должен проверить достоверность полученных сведений путем опроса соседей.
Эта новость оборванной гитарной струной полоснула по нервам девушки, вызвав припадок громкого истерического хохота. На этот звук из кухни выглянула Инга.
- Это лейтенант Пчелкин. Он по душу соседа снизу, - поспешила объяснить Катя, едва справляясь с новой волной смеха.
- Здравствуйте. Я хотел бы узнать, что смешного, Екатерина Сергеевна я сказал? Как правильно понимать вашу неадекватную реакцию на столь серьезную социальную проблему, как пьянство и побои в семье.
- Извините, лейтенант. Я просто вспомнила анекдот на эту тему, - медленно приходя в себя, соврала Катя. За что сразу же поплатилась.
- Анекдот? Ну, расскажите, а то я очень мнительный человек, мне все время кажется, что я делаю что-то не так.
- Сейчас, одну минутку, - девушка стремительно умчалась на кухню, где, громко звеня чашками, с ужасом поняла, что не может вспомнить ни одного хоть мало-мальски подходящего анекдота. На помощь пришла Инга, у которой была просто восхитительная способность моментально ориентироваться в ситуации и принимать не стандартные, но зачастую очень своевременные решения.
- Как Вас зовут, извините, а то мне Вас представили только по званию?
- Петр, хотя, может это не имеет никого значения, но мне больше нравится, английский вариант.
- Питер, значит? А можно я буду называть вас на «ты»?
- Да, конечно.
- Хорошо, Питер. Отвернись, пожалуйста, я надену бриджи, а то как-то неудобно ходить перед тобой в таком виде, понимаешь?
Это был реальный удар ниже пояса. Парень и так уже несколько минут старался не смотреть на длинные стройные ножки, лишь чуть ниже середины бедер, прикрытые черной футболкой, поверх которой был повязан светлый клетчатый фартучек. Рыжий лейтенант покраснел так сильно, как могут краснеть только рыжие люди. Он еще совсем молод. Воспитанный в матриархальной семье, где верхом безобразия было ослушаться маму или бабушку, мальчик с серебряной медалью окончил школу и поступил на юрфак. Однако, к моменту окончания вуза обнаружилось, что в городе юристов гораздо больше, чем маляров, штукатуров или электросварщиков вместе взятых. Словом, несмотря на красный диплом, парень не мог найти работу по специальности, которую пророчили родственники, грезившие об адвокатской карьере Петечки. Что и говорить, внутренний голос Кати оказался прав, работа в милиции была не для Пчелкина. Особенно трудно давался ему момент общения с населением. И это был как раз один из тех самых случаев, когда обескураженный лейтенант, практически позабыл о причине своего визита. Надо ли говорить, что в двадцать три года у него еще не было девушки. Причиной этого было все то же строгое воспитание и излишняя взыскательность мамы и бабушки к предполагаемым избранницам их единственного и неповторимого. А тут такая ситуация. И он, Петр Пчелкин к ней решительно не готов. А между тем, обе девушки ему сразу понравились. Тут на самом деле было от чего потерять голову. Но, если первая была ослепительной и недоступной, словно голливудская звезда, то вторая очаровала его своей простотой и мягкостью в обращении. Спокойная и уютная. «Из нее бы вышла очень хорошая жена» - подумал он и отвернувшись, стал с упоением ловить звук шуршащей по женскому телу ткани, отчего потом пришлось переложить на колени папку с бумагой для записи свидетельских показаний.
- Можете повернуться. Я готова, - пропела Инга, жестом приглашая лейтенанта на кухню.
На столе уже красовалась тарелка с красиво выложенными (привычка, выработанная в баре) кусочками разных сыров, колбасы, несколькими солеными огурчиками и даже парой оливок. Рядом стояла корзиночка с хлебом и блюдце со сливочным маслом. Этот ансамбль довершали сахарница, молочник и три чайные чашки с горячим янтарным напитком.
- Угощайтесь. Так что мы должны вам рассказать, - с места в карьер понеслась Катя, все еще переживавшая, о своем проколе с анекдотом.
- Спасибо, мне так неловко. Понимаете, нам поступила жалоба на гражданина Шароглазова Григория Павловича. Его супруга утверждает, что он, приходя домой в нетрезвом состоянии избивает ее и ее ребенка. Но следов от побоев в данный момент предъявить не может. В этой связи хочу задать такие вопросы. Во-первых, видели ли вы вышеупомянутого гражданина в нетрезвом виде. Если да, то, как часто? Имели ли место факты угроз или избиения на ваших глазах? Если нет, то можете ли привести какие-либо факты, косвенно подтверждающие или опровергающие данное заявление?
- Да, конечно, - сразу решилась расставить точки над «I», Катя.
- Что вы имеете ввиду? Отвечайте по порядку, пожалуйста. Вы слышали какие-либо угрозы?
- Да ладно. Не надо этого официоза, - снова перебила девушка, - Да, он обижает свою жену. Да по пьяни разносит квартиру так, что мы с Иннуськой ваты в уши накладываем, чтоб перед работой выспаться. Да, соседка частенько ходит с фонарями. Месяц назад у меня занимала денег на то, чтоб вставить зубы выбитые. Она учительница в школе. Представляете, как ей в таком виде перед детьми? Так и пишите. Я уже не говорю про то, что он набравшись гадит прямо в подъезде и сквернословит. От него малышня во дворе таких трехэтажных набирается, что уши вянут.
- Хорошо, спасибо вам девушки. Извините, что может, побеспокоил не во время. Вы зря на милицию за бездействие пеняете. Мы тут недавно такую операцию провели, что скоро все газеты и телевидение об этом только и говорить будут. Как только суд закончится…- спохватившись, что сказал лишнее лейтенант смущенно умолк.
- Ну, расскажите, если уже начали. Кто-кто, а мы с Катей язык за зубами держать умеем, - затормошила Пчелкина Инга.
- Да ну, Иннусь. Они же женщин ниже себя считают, это стандартный мужской стереотип – глупая, болтливая, может только готовить да детей нянчить, да лейтенант? – провоцирующее объявила Катя, сверху вниз глядя на вконец уничтоженного представителя правопорядка, - у нас тоже есть свои стереотипы: все мужчины любят почувствовать свою значительность. Чтобы их упрашивали или восхваляли, не так ли?
- Да в этом никакого особого секрета нет, - демонстративно обращаясь к Инге, - начал раззадоренный Пчелкин, - просто на днях была успешно проведена операция «Факел». Был задержан по подозрению в убийстве пятерых человек матерый убийца по кличке Антихрист. Правда, среди тех, кого он порезал на этот раз, криминальных элементов хватало – известный сутенер со своими подручными да еще двое, которые вроде, как на него работали. Но в бандитской среде это – норма. Заподозрил ли в чем или еще как…
Антихрист вообще личность феноменальная. На его счету восемь преступлений – садистских убийств, грабежей, поджогов, совершавшихся в течении последних полутора лет. Вполне возможно, что их было и больше, но он – крепкий орешек – ничего говорить не хочет, только путает следствие.Он уже дважды сидел, но по небольшому сроку. Приехал к нам из Москвы. Но теперь он уже на пожизненную тянет. Взяли еще пятерых его подельников. Сейчас у него никаких шансов, даже если бы у него Плевако адвокатом был… Да, кстати, а ведь квартира-то, в которой он жил - в доме напротив вашего. Там и взяли.
В воздухе повисла неприлично длинная пауза. Катя почувствовала, как в горле словно наждачной бумагой провели – невозможно было ни вдохнуть, ни выдохнуть. На глаза выступила непонятная солоноватая влага – не то слезы, не то пот. Девушки не мигая, смотрели на рассказчика. Пчелкин, вначале польщенный таким вниманием, снова почувствовал себя не очень ловко.
- Ну, ладно, девушки. Благодарю за гостеприимство. Но мне нужно идти.
- Да, конечно. Работа есть работа.
Инга с излишней расторопностью начала собирать посуду. Одевшись, под пристальными почти немигающими взглядами, милиционер подумал, что произвел сильное впечатление кровавым рассказом об операции «Факел». Где ему было знать, что в этот момент обе девушки были почти в обморочном состоянии от услышанного совсем по другой причине. «Спасены!» - читала Инга в Катиных глазах. «Не может быть!» - шептали ее небесно-голубые. Пролепетав что-то на прощание, Инга захлопнула дверь.
- Господи, неужели, все кончилось?
- Может, это про какое-то другое убийство… может, случайное совпадение…
- Таких совпадений не бывает!
- Мы снова свободны! Можно не ждать, не бояться! Зайка, я люблю тебя!
- И я тебя, Катенок!
Подхваченные бурным водоворотом эмоций, они как первоклашки, закружились, сметая все на своем пути в маленькой однокомнатной квартирке. Накружившись до потери равновесия, подруги рухнули на диван, где тут же начали подушечную потасовку. В конец измученные веселой возней, девушки заснули в объятьях друг друга. В этот вечер во всем городе среди бедных и богатых людей нельзя было найти кого-либо, кто мог быть счастливее этих двоих. Ведь для того, что бы быть счастливым, нужно потерять и найти, смертельно устать и насладиться сном, испытать боль и получить исцеление…
Незаметно пролетели остатки месяца, декабрь пришел в город с мягким белоснежным покрывалом, укутавшим современные многоэтажные дома и тщедушные хрущевки. Снег покрыл всю грязь и несовершенство грустного осеннего пейзажа. В магазинах заблестели хрупкие миражи блистательных елочных сокровищ. Огромные, но почти невесомые стеклянные шары, пушистые, похожие на мех невиданных пушкинских зверушек гирлянды, хлопушки, петарды смотрели с витрин на кутающихся в шубы и пуховики прохожих.
В маленькой квартирке на краю города появилась еще одна девушка – стройная, в со вкусом подобранном игольчатом наряде пихта с интересом смотрела на суетящихся в предновогодних заботах подруг. В отличие от большинства продававшихся в эти дни лесных красавиц, пихта, которую полдня так тщательно выбирали Инга с Катей, имела целую кадку земли и корней, которые вначале были заботливо укутаны мешковиной, а теперь совместными усилиями, перекочевали в специально купленное по этому случаю кашпо. Пихточка теперь тоже с нетерпением ожидала грядущего торжества. Она не боялась быть выброшенной на следующий день. Те, кто принес ее в свой дом не стали бы бросать ее на произвол судьбы.
В «Летучей мыши» тоже все готовились к новогоднему наплыву посетителей. Накануне Инга, Катя и еще трое официанток развешивали огромные китайские гирлянды под потолком и над окнами. В это время бармен и один из помощников повара заносили дополнительные столы и стулья. В помещении становилось тесновато, но все это делалось не напрасно – «Мышка» была одним из самым популярных заведений города. Места на новогоднюю тусовку в этот раз бронировались почти за месяц вперед.
Бой часов застал подруг на рабочих местах, но ни одной из них в голову не приходило расстраиваться по этому поводу. Обслуживая новогоднее веселье других, обе девушки не чувствовали себя обделенными. Напротив, каждая понимала, что этот новый год стал для них самым светлым и добрым. Ближе к утру, выпроводив последних, в доску «упразднованных» людей, персонал «Летучей мыши» стал расходиться по домам. Уже ближе к вечеру, выспавшись после рабочей смены, подруги стали готовиться к своему домашнему празднику. В пока в духовке аппетитно шкворчал запекающийся цыпленок табака, маленькой кухоньке накрыли белоснежной накрахмаленной скатертью стол. На нем постепенно, словно на замедленной скатерти-самобранке стали появляться миниатюрные пиалки со всевозможными корейскими салатиками, тарелочки с тонко нарезанной рыбой и ветчиной, и, наконец, хрустальная ваза с фруктами. Закончив с приготовлениями, девушки стали переодеваться и наводить соответствующий марафет. Катя одела пурпурный брючный костюм из мягкого, поигрывающего мелкими искорками крэка. Ее темные глаза и гладко уложенные блестящие черные волосы в сочетании с облегающей ее сильную гибкую фигуру тканью создавали неповторимый эффект женщины-фэнтези, повелительницы самых неприступных сердец. Рядом с ней Инга, облачившаяся в купленное Катей в подарок длинное вечернее платье из бирюзового панбархата, казалась героиней той же самой сказки. Только более воздушной и неосязаемой. Такие непохожие девушки изумительно дополняли и контрастировали между собой, что даже старое узкое зеркало прихожей запотело от зависти к их неподражаемой красоте.
- Ну, что, цыпленок дошел?
- По-моему, да. Я достаю. Садись за стол. – Инга ловко выхватила варежкой-прихваткой противень с ароматным блюдом и, за неимением места на столе, водрузила его на соседнюю тумбочку.
- За нас с тобой, - произнесла Катя и легкий шлепок вылетающей пробки возвести о начале праздничного ужина.
- Сколько там осталось до нового года?
- Он уже здесь… хотя, какая разница! Семь минут. Будем считать, что он слегка задержался, что бы специально заглянуть сегодня к нам.
- Знаешь, Инночка, это какая-то загадка судьбы, почему все так получилось… У тебя и меня. Нам обеим было так плохо. Словно, кто-то все специально подстраивал, что бы нас не стало. Но мы есть. Ты у меня, а я – у тебя. И этот, как его, Пчелкин, не напрасно пришел к нам. Нам дают шанс. Начать все заново. Словно кто-то проверял, достойны ли мы другой жизни, той, которую многие имея, не ценят. Как ты думаешь?
- Наверно, ты права. Знаешь, я сегодня на работе загадала желание, когда часы били… и знаешь, что? Словно мне кто-то на ухо шепнул, что оно завтра сбудется.
Расправившись с ужином, подруги не стали спешить с уборкой стола, поставив в холодильник лишь самые скоропортящиеся блюда, они отправились в постель. Завтра у них был выходной. И послезавтра – тоже. И вообще – вся неделя у них была свободной. Куда спешить? Впереди столько времени, не все же тратить на домашнюю суету. Когда-то можно себя побаловать самым обычным уходом от общепринятых правил. Тем более, что в них всегда находится исключение для исключительных людей и случаев. А они обе с полным правом могли причислить себя и к тем, и к другим. Поэтому, сбросив с себя свои просто потрясающие наряды, Катя с Ингой обнажили свои куда более потрясающие тела и нагишом забрались под теплое пуховое одеяло, доставшееся Кате в наследство от любимой прабабушки-украинки. Впрочем, будь оно даже всего-навсего тонкой летней простынкой, жаркие объятья вряд ли позволили бы им замерзнуть в эту ночь. Нельзя ведь замерзнуть у огромных пылающих костров. Тем более, если ты сам – один из них.
Инга оказалась права. На следующий день утром пришла телеграмма из Геленджика. Умерла двоюродная бабушка по отцовой линии. По завещанию внучке отходил маленький, но еще достаточно крепкий домик недалеко от солнечного побережья. Словно судьба, наконец, решила повернуться лицом к двум своим забытым падчерицам. Оставалось теперь продать квартиру, рассчитаться с работы и купить билеты в солнечный Геленджик. Это был настоящий шанс для них двоих. Начать все заново. Оставить этот город с его пустырями и лужами. Забыть эту истерзанную речку. Забыть все… Катя с нежностью посмотрела на спящую, на софе белокурую худенькую девушку. Вместе с ней в эту совершенно бессмысленную и пустую, жизнь пришло счастье. Зыбкое, больше похожее на мираж, но вместе с тем теплое и светлое. Как пламя маленькой одинокой свечки в холодной черной комнате. В мире, в котором не было ничего, кроме насилия и мести, обмана и предательства… Где всем правит сила и деньги…
Прошло уже три года с тех пор, как Катя всерьез задумалась над этим. Она рассталась со всеми подругами, порвала с горе-приятелем и почти перестала поддерживать отношения с родителями. Все это произошло почти сразу, после того, как… Впрочем, возможно если бы это тогда не произошло с ней она бы до сих пор оставалась той наивной дурочкой, идеалисткой. Закончив институт, вышла б замуж, нарожала б детей… по выходным занималась бы стиркой и походами по магазинам, вечерами висела б на телефоне…
Стройная длинноволосая девушка сдала библиотекарю книги и, вежливо попрощавшись, поспешила к выходу. На дворе стоял конец мая, дни стали длиннее, а вечера были такими теплыми, что хотелось гулять все ночи напролет. Стас, Катин новый друг и одногруппник ушел из библиотеки уже два часа назад, бросив на прощанье насмешливое «перед смертью – не надышишься».
Дело в том, что по закону Мерфи или еще по какому-либо нехорошему совпадению, именно в такие чудесные майские вечера студентам предстояло зубрить скучнейшие вопросы к предстоящим экзаменам. Но Катя, будучи добросовестной девочкой-отличницей еще со школьной скамьи относилась к тому типу людей, которые делают все до конца – вот и просидела не то, что до самого закрытия, но и выпросила у библиотекарей книжку, которую обычно не давали на ночной абонемент. Для девушки ее учебные успехи были не то, чтобы самое главное в жизни, но, скорее, повод. Повод почувствовать себя хорошей, умной и все такое. Ее успехам очень радовались мать и бабушка, а покойный дед даже подарил ей свою крохотную однокомнатную квартирку на окраине города в честь ее поступления на бесплатное место в институте. Жизнь складывалась. Впереди была сессия. Но Катя не боялась провалить экзамен. Скорее, она переживала, что получит, не «пять» а четыре. Но это на самом деле такая ерунда, когда тебе 19, у тебя есть длинные ноги, тонкая талия, приличная грудь и такие красивые волосы. Пусть обновлять гардероб Кате удавалось не так часто, как большинству ее более состоятельных однокурсниц, но яркая и притягательная от природы красота, как дорогой бриллиант сверкала из самой скромной оправы. Мужчины на нее заглядывались. Но пока ей нужен был только один и он был ею очарован. На автобусной остановке было совсем пусто, автобус только что ушел. «Ничего страшного», - подумала девушка и прислонившись стала ждать следующего. «Через две недели все кончится, и мы со Стасом поедем к нему в гости, знакомиться с родителями». В мечтах время пролетело незаметно и уже сидя в салоне старенького «пазика», Катя дошла до самого приятного – она представляла себя в ослепительно белом подвенечном платье с маленьким букетиком свадебных роз. Может усталость, а может, мечты увели Катю из реальности настолько далеко, что она пришла в себя, когда уже проехала собственную остановку. Скромная и застенчивая от природы, девушка постеснялась просить шофера о внеплановой остановке и сошла только на следующей. Уже начало понемногу смеркаться, когда, петляя узкими хрущевскими двориками, Катя добралась до пустыря, за которым виднелась ее пятиэтажка. В центре пустыря был вырыт котлован, из которого уже торчали бетонные сваи будущего здания. Белые блоки на черной земле вызывали у нее не очень приятные ассоциации, поэтому девушка привычно забрала немного вправо, когда ее окликнул развязный мужской голос. Кате наперерез двигался мужчина лет 35-ти, по его походке нетрудно было определить, что количество спиртного, принятого «на грудь», в несколько раз превышало норму, при которой возможно сохранить здравый смысл и моральные ориентации. Однако, алкоголь, притупив такие чисто человеческие свойства как ум и совесть, по воле злого случая не лишил это существо естественных физиологических потребностей. Как представитель животного мира, мужчина видел перед собой только самку. Молодую, красивую, способную удовлетворить его возбудившиеся желания. Оставалось только протянуть руку и воспользоваться. Почему бы и нет? Катя бросилась бежать, длинные ноги и хорошая физическая форма давали ей несравненную фору по сравнению с этим грузным, коротконогим, к тому же и с притупившейся координацией типом. Если бы только добраться до дома, там столько народа… она закричит и … Но острый, некстати подвернувшийся булыжник решил все не в ее пользу. Сильная боль в ноге заставила девушку с криком повалиться на редкие кустики лебеды, которыми поросла вся стройка. Пытаясь подняться и вскочить, Катя услышала хриплое дыхание своего преследователя совсем рядом. Еще секунда и тот с довольным бормотанием одним рывком перевернул ее так, словно она была тряпичной куклой. «Боже, разве это лицо?! Какой он страшный…» Попытавшись вырваться, девушка получила сильный толчок в грудь, от чего дыхание сбилось, а что-то острое впилось в спину…
Невыносимо-жгучий липкий ужас, смешавшись с болью, взорвал ее сознание. «Господи! Неужели это происходит со мной? Этого просто не может быть…нет!!!» Его грубые руки тискают грудь.… Расстегивают молнию на джинсах… Его отвратительно смердящая глотка совсем рядом, беснующийся кусок животной плоти безжалостно таранит себе путь между ее ног… «Нет…нет…неееет!!!» Голос сорвался на сиплый полузадушенный вой, в котором Катя сама себя не узнала, и сколько бы она не умоляла о сострадании или помощи здесь не было никого, кто бы мог избавить ее от этого человекообразного чудовища. А насильник, между тем, уже добрался до вожделенной цели и со сладострастным сопением двигался навстречу грядущему оргазму. И вот его массивная туша на мгновенье застыла и, предаваясь волнам уходящего удовольствия, стала медленно опускаться на истерзанное тело жертвы.
Катя в этот момент уже точно знала, что будет делать дальше. Ждать, отпустит ли ее, испачканную и поруганную? С насмешками предложит встретиться здесь же следующий раз? А не проще и надежней покажется ему, уже переступившему грани человеческих законов тут же разрешить все возможные проблемы, придушив использованную девчонку тут же на пустыре? Или шлепнуть ее, беспомощную ближайшим булыжником? Кто потом что узнает? Мало ли таких смертей остается нераскрытыми. Ну, скажут потом, поделом, на фига где не след шляться по ночам? Да и кто не подумает, что она здесь не приключений на свою задницу искала, а не из библиотеки возвращалась, где к очередному экзамену готовилась… Фу, глупость какая! Боже, какой он тяжелый… что это там такое колючее под лопаткой? Ах, да… земля, она еще не такое видела.
Далее, произошло все со стремительностью, свойственной только самым невероятным, но безжалостно реальным событиям. Не знающая заповедей, кроме закона самосохранения, природа, дикая и древняя, как та земля, на которой была распластана девушка, казалось, сама подсказала страшную месть обидчику. Одним рывком, собрав оставшиеся силы, Катя дернулась к его горлу и сжала челюсти… Кожа и еще что-то вязкое, поддалось неожиданно легко, хрустнул слизкий хрящ, и лицо девушки залило невероятно густой и горячей кровью. Из глотки монстра вырвался предсмертный храп, практически сразу оборвавшийся отвратительным бульканьем. Тело, минуту назад извивавшееся от наслаждения, задергалось в последних конвульсиях. Катя лежала неподвижно со странным безразличием ощущая во рту этот странный солоноватый субстрат, который еще недавно наполнял жизнью и вожделением агонизирующие остатки этого пьяного урода. Кровь еще продолжала бежать из прокушенной сонной артерии…
Сколько времени прошло, пока она смогла прийти в себя и попыталась освободиться от навалившегося на нее теперь уже безжизненного и безымянного организма. Неосмысленно, как лунатик, девушка попыталась встать, но ноги отказывались слушаться. Тогда, будучи не в силах оставаться на этом ужасном месте, Катя на четвереньках поползла прочь. Какой кошмар… нет, это, должно быть просто сон… сейчас она проснется дома в мягкой чистенькой постели и забудет происшедшее… одежда порвана и залита кровью, джинсы спущены до колен… От лоскутка ажурных трусиков ничего не осталось… Хорошо еще здесь нет фонарей – никто не видит, может, удастся добраться незамеченной до дома и тогда…
Горячий душ и обильная мыльная пена, зубная паста и полстандарта «ригевидона» (последнему Катя научилась еще на первом курсе, когда им читали лекции об эффективных и безопасных способах предохранения) – казалось бы, вот и все. Но, нет. Чувство, что она все еще там, испачканная в земле и крови, пропахшая чужим потом и спермой не желало покидать сознание. Одежду Катя хотела сжечь, но прикинув, сколько дыма и копоти будет от этого в ее маленькой уютной квартирке, остановилась на мешке для мусора, который она утрамбовала в уже наполненное на две трети помойное ведро. После этого она упала на не расправленную постель и отключилась.
На следующее утро она проснулась только в половине одиннадцатого. Экзамен по макроэкономике, очевидно уже был в самом разгаре. Вспомнив об этом, Катя попыталась встать, но тупая головная боль и острая резкая боль в пояснице имели на этот счет иное мнение. Можно было, конечно попытаться взять медицинскую справку и пересдать позже, но…
Прошло три года. С горем пополам закончился вуз. Бесполезные никуда негодные корочки. Семь раз сменила работу. Была и продавщицей, и техничкой и няней в детском саду и менеджером в офисе какой-то дилерской фирме-однодневке. Но вот остановилась на баре «Летучая мышь», работа была, конечно, противная, но платили неплохо, и свободного времени оставалось прилично. А свободное время Катя тратила теперь с пользой – она ходила на секцию самообороны, на стрельбу и прыгала с парашютом. Зачем это могло понадобиться молодой женщине в 24 года? А как же личная жизнь, брак, дети и все такое? На этом Катерина решила поставить маленький могильный крестик. Похоронить раз и навсегда все мысли об обыкновенной среднестатической жизни, в которой все может быть так хорошо и гладко. В ее сознании словно захлопнулась дверца в тот, бывший реальный мир размеренной жизни.
Злоба и ненависть переполняли разум, возникла мания преследования. Катя почувствовала, что что-то с ней не так, когда однажды в подъезде собственного дома избила случайного попутчика, который, как, оказалось, просто шел в гости к ее соседу сверху. Ошарашенный неожиданным натиском хрупкой симпатичной девушки, мужчина не стал заявлять в милицию. Перед этим Катя набросилась на Стаса, попытавшегося обнять ее несколько ниже талии, что впрочем, беспрепятственно позволяла раньше. Эти неоправданные вспышки агрессии возникали каждый раз, как к ней приближалось существо противоположного пола. Отношения с людьми также изменились в сторону стратегии оборона-нападение. И, конечно же, ни о каком интересе к мужчинам не могло идти и речи. С мамой раз и навсегда исчезли малейшие намеки на взаимопонимание. В душе, сохраняя остатки былой привязанности, Катя старалась отделываться короткими звонками и мелкой материальной помощью. Иначе не получалось. И вот в этот закрытый суровый, если не мрачный мир постучалась девушка, чья судьба оказалась еще более трагичной. Беззащитная и такая светлая, словно вся так грязь и унижения, через которые ей пришлось пройти не задержались на по-детски невинной душе, не оставили отпечатка в разуме, не исказили ее черты…
Три месяца спустя, когда майское солнце ласково гладило пятна луж на привокзальном асфальте, а гомон обалдевших от счастья птиц переполнял собой воздух, две молодые девушки закончили раскладывать вещи по купе. Их никто не провожал, но этот факт, казалось, никого не опечалил. Напротив, девушки были веселы, без остановки смеялись и шутили. Одна из них, блондинка, задернула куцые вагонные шторки.
- Господи, как это здорово, Катенок! Я не могу поверить, мы едем к морю…
- Да, моя зайка. Иди сюда. Без тебя мне никакое море не нужно. Мы с тобой будем вместе навсегда. И умрем в один день.
- Нет, что ты, мы не умрем никогда… Я же люблю тебя, а любовь – она не умирает… никогда, никогда… ни-ко-гда… - вкрадчивые нотки голоса Инги потонули в шуме набирающего ход тепловоза, но стук колес подхватил последние слова, что бы радостно напевать их своим пассажиркам всю дорогу… Всю бескрайнюю и новую как белая страница не начатой книги, жизнь.