за железной пазухой ворот,
в деревянно-каменной тарелке,
я да разноглазый хитрый кот
затеваем вечером гляделки.
он то улыбается, дремля,
левый глаз прищурив простодушно,
круглый, как пушистая земля,
спрятать поленившаяся ушки,
то внезапно каждый глаз – ушко
в пекло уводящего колодца,
и из переполненных зрачков
темнота внимательная льется,
уводя с собой от тела тень,
сердце превращая в погремушку, -
но заметны кончики когтей,
втянутых до времени в подушки.
что он хочет? крови с молоком?
правый глаз – весёлый и бесстыжий.
надо бы с дивана встать рывком,
только подаюсь к нему всё ближе,
чувствуя охотничий огонь
взгляда на яремном перекрёстке:
преодолевая страх, ладонь
гладит мех, внезапно ставший жёстким.
так проходят наши вечера:
запертым – в темнице ли, в светлице –
остаётся странная игра,
от которой беспокойно спится,
и когда к воротам подберет
кто-то смелый первоцвет-отмычку,
я ему на ушко: «здравствуй, кот!» -
выгибая спину, промурлычу.