И вот расточилось по каплям сочное облако, -
будто и не было этой свежей, обильной палитры.
Луг задышал легко, словно махнул рукой
на всех былинок своих молитвы
жалкие, слитые в монотонный гул
куцых прошений, молений цветочных,
слезящихся мхов, пылящихся наобум
одуванчиков. И чертополоха крючья ещё не прочны.
Угасла сирень, черёмуха - на покой,
насытились клёны, раскинулись лопухи.
А селянин, неутомимый такой,
новую избу рубит, видно с тоски,
от неисчерпанного желания
склепа себе ещё при жизни
розовые стволы валит
и от розовой кожи чистит.
Дровосек, освещённый солнцем,
устроитель явного блага.
Ух, как сердце его бьётся.
В умелых пальцах - отвага.
В поверженных сучьях - стоны.
В коре отброшенной - сырость.
И злой мошкары сонмы
не лукавят, не знают милость.
1993