Михаилу Удлеру
На пути к себе
«а» линяет на «б»,
«аз» превращается в «буки»;
пройдя полнауки;
«аз» подмигивает, как «ять»,
но его не понять.
Открывая дверцу в себя,
«а» произносит «бя»
(от соблазнов отвыкло «я»);
на поляне «веди»
ловит мудрость на серебро –
а «глаголь» гоняет «добро».
«Люди», съевши «мыслете»,
смеются, как дети:
«Есть! Живете!
Слово твердо, рыбак, изреки –
ты же выскочил «ижицей» из реки!»
Под землею у агнца и белой овцы
перепутались «ферт» и «рцы».
Вдоль последнего брега
лихо катит телега:
«он», «покой» и «омега» -
правит «Ук»,
а трясется «Юс»:
«Я тебя не боюсь!
Полон зеркалец я,
разлюблю, разобью это зло…
Эх, зело!»
На пути из себя,
иже херувим,
будешь последним,
а не первым-вторым;
на себе наконец пронеси
необычную утварь:
«ча», и «ща», и «фиту», и «пси»,
взявши посохом верткую «кси».
На ногах вместо обуви – «ер» и «ерь»;
хочешь верь иль не верь –
будет в горле «еры»;
а когда добредешь до изножья горы,
и закончатся знаки,
и дунет светлей ветерок –
тут и ждет
тебя
Бог.