заблужусь в чащобах леса,
тенью призрачной растаю,
не сыскала, видно, места
на миру в безлюдной стае,
безголосым буду эхом
грехословить в ветках сосен
и никто с меня за это
индульгенцию не спросит,
под луною, ровно в полночь,
рухну оземь, встану феей,
прокрадусь повадкой волчьей
к леснику, где волей веет,
локон ворожейно-чёрный
размету по шёлку кожи,
стану преданно-покорной,
и божественною может,
он лампадку не потушит
и моё не спросит имя,
чуем, что родные души
и давным-давно едины…
разбудили утром птицы,
замер он в мгновенье ока –
в изголовье золотился
опалённый ведьмы локон
осенив крестом полати,
к озеру пошёл умыться,
на него из водной глади
юноши и девы лица