Жирела свалка, дыбилась
и пухла
и подымалась, будто на дрожжах,
в ней время, останавливаясь,
тухло
и - разлагалось
в нижних этажах.
Жрала от горла, не гнушаясь
малым, -
что принесут в пакетах и в руках,
на тачках и тележках –
мелким валом,
и очень скоро –
на грузовиках.
Над ней парили гордые гагары:
«Ну, как дела? –
Кричали ей, -
Гнием?»
Она, пыхтя тяжелым перегаром,
чревовещала:
«Будет чернозем!»
Потом она запахла, –
вздулось тело, -
вдохнула ветра, -
жар проснулся в нем:
она огнем очиститься хотела,
до белых зол
очиститься
огнем.
Горела свалка, день и ночь
горела,
то – яростно,
то – тихо, про себя,
в седых дымах к полудню
вечерело,
гора шипела,
ядами клубя.
Потом устала, бородой-травою
подзаросла,
поднялся в гору
лес,
и меж воронок, как на поле боя,
случайный
подберезовик
воскрес.