Петербург. Июнь.
Журнал листаю. Вдруг на соседней скамейке слышу имя отца.
- Как легко писал Христофор Михайлович!
Формулы играли с ним.
- Сегодня на Литейном возле Академкниги будто
бы увидел его.
Он меня разбудил. - Задержаться бы ему на Литейном.
- Как он тяжело умирал.
- Он явлением остался. (Долгое молчание.)
Разумеется.
И вдруг начался ливень. Гром оглушал. Срывал
гнев ветер.
С любящими отца я поневоле разминулся.
Видел же я их впервые.
И вдруг - через бесконечный объем света,
который хлынул к памяти - на небе усыновление
Слова отцом - происходило, с явью слитное.
Знанием становилась вера.
Перекрученная, перегруженная - парабола мгнове-
¬ния, твердила:
отец меня видит, читает, слышит!..
Невероятно, но он в те минуты был совсем рядом,
как и секунды световые.
Пространство удлинялось, расширялось.
Рассветное - златило потустороннее.