В каюте капитана, в чаду едва горящих свеч,
Уткнувшись подбородком в крепкий стол -
Дубовый письменный фламандских мастеров,
Уныло слушаю плеск волн морских о борт фрегата.
Причудливо отбрасывает тень бутыль с карибским ромом.
И терпкий вкус на языке с оттенком соли. Соли…
Здесь соль повсюду. Море… Море горьких слез -
Моя тюрьма, моя печаль, моя надежда…
А с палубы вверху доносится нестройный шум.
Горланят песню, что похабней вряд ли сыщешь в Новом Свете.
Моя команда. Друзья мои. Моя семья… Пираты…
И я такой же как они! Корсар! Навеки проклят ею…
Мои пираты – им сам дьявол нипочем! Бесстрашны.
Безупречны. Легко живут и еще легче умирают.
Лихое упоенье кровавой абордажной схватки,
Свирепое гуляние на берегу - их жизнь. И море…
Море – это их судьба. Да и моя, наверно, тоже.
Моим корсарам с просоленною шкурой. Им проще.
А меня изводит призрак былого благородства.
Остатки совести. И честь… Пирата! Смешно?!!
И я закатываюсь хриплым смехом, пугая тишину.
Смеюсь и кашляю, давясь соленым ромом…
И даже в море мне не утопить свою тоску о той,
Чье имя украшает борт трехмачтовой посудины моей.
Морской попутный бриз лениво треплет стяг
С крестом Святого Джорджа на грот-мачте.
Сент-Джеймский двор едва ль бы шутку оценил.
Хоть и получше с юмором, чем у Эскуриала!
А где же, спросите, тот пресловутый черный флаг?
Страх нагоняющий и леденящий души моряков.
С костями череп – удачи талисман Берегового Братства!
Оттиснут он во мне. Ухмылкой мертвого корсара…
На бизань-мачте, лиловый высунув язык,
В пеньковом галстуке, другим концом намотанным на рею,
Болтается, звеня утаенным от Братьев песо,
Костлявый Пат О’Брайен – суровы флибустьерские законы!
Еще вчера он щедро палубу кропил испанской кровью,
Когда, запутав в паутине абордажной белоснежный галион,
Мы с ревом ринулись на палубу врага жестоким штормом.
И содрогнулись небеса… не в силах внемлить нашим богохульствам.
Кастильцы… Голубая кровь! В гнилом нутре…
Отдам им должное – они сражались храбро, не прося пощады.
Но что их шпаги против наших сабель абордажных?
И их душонки против ярости Морских волков?!
Неделей ранее отважные кастильские сыны
Покрыли вящей славой имена своих отцов.
Спалив дотла селенье рядом с Сан-Доминго,
Не пощадив ни стариков, ни матерей, ни их детей…
И брызжа во все стороны слюной, бахвалился
Идальго в позолоченной кирасе, в шляпе с плюмажем.
Надменный дон, породистый, чванливый, важный.
С душой стервятника и сердцем бешеного пса!
Он приказал топить у берегов груз табака,
Набив свой трюм под самую завязку златом,
Впитавшем крики, визг, отчаянье и тщетные мольбы
Подвергнутых насилью женщин на глазах убитых позже чад.
И горделиво несся курсом бейдевинд, меняя галсы с правого на левый,
К земле, сполна вкусившей милости испанской золотой короны,
Великолепный галион, рекомый «Санта-Дьябло».
Навстречу со своей судьбой… Лишь море – мне судья…
Мы их догнали пополудни. Корабль летел на крыльях мщенья.
И я со всеми выл, от нетерпенья губы изгрызая в кровь…
Я первым прыгнул в бой, мечтая умереть, пылая гневом.
Но нет. Неугасим костер любви. И милосердия от смерти не дождусь…
Пусть мы пираты, и не все мы верим в бога, но мы не мразь.
Все проклятое золото, оплаченное тысячью смертей,
Осталось в трюмах. Ни песчинки мы с собой не взяли.
Один О’Брайен, чья душа в аду пирует, польстился… Что ж…
И содрогнувшись от бушприта до кормы, красавец-галион
Пошел ко дну, приняв в себя разряд в упор
Всех двадцати тяжелых пушек левого борта.
И море алчно поглотило драгоценный приз!
Со мною рядом молча наблюдал за смертью корабля
В одно мгновенье постаревший дон Мигель де… как-то-там.
И слезы свой прокладывали путь сквозь кровь и грязь
На бледном и морщинистом челе, оглохшего от горя капитана.
Оплакивал, шепча молитву пересохшими губами,
Вцепившись, чтобы не упасть, в мое плечо,
Он не богатство, что я пустил к морским чертям на корм,
А свой корабль… Как сына в саван обряжающая мать…
Меня он тронул этим. Бываю я порой сентиментален.
Мерзавцу рядом бы с О’Брайеном висеть на рее.
Но почему бы мне и снисходительным не быть?
Ведь я такой же вор и негодяй, как он, по сути!
Я подарил великодушно прекрасный и последний шанс
Бесчестно жившему кастильскому хлыщу и гранду
Уйти из жизни честно и красиво. Он шпагу получил.
Была на шкафуте дуэль. Я заколол его недрогнувшей рукой…
Оказывается, дно есть у бутылок с ромом.
И ночь удушливая подошла к концу. Рассвет
Уже вот-вот раскрасит море розовой гуашью.
Пойду на палубу. Мне нужно освежить мозги.
Я сяду, свесив ноги через борт, сольюсь привычно
С плеском волн морских. И легкий бриз слизнет мой хмель.
И в бликах солнца на воде увижу вновь ее я силуэт…
А в воплях чаек мне пригрезится тот голос… Море.