А в Европе, как прежде любовь и рассветная тишь,
чистота и покой - с безразличием смешанный бонус.
Я живу хорошо, и тоской прорывается лишь
за Россию досада и грусть по родимому дому.
Измельчали политики. Кончился выборный гон.
Все, как крысы по норам. И всяк себе царь и надёжа.
И всё чаще и чаще унылых бубенчиков звон.
И всё реже и реже набатные гулы до дрожи.
Просто каждый из них отлоскутил себе впопыхах,
сколько смог утащить, и нисколько был не озабочен,
что разгульные ветры сметают движенье в цехах,
ведь дворянам - дворцы, а обломки заводов - рабочим.
Никому не известные гении липкой руки,
словно черти из воздуха вырвались в мир без опаски.
Умирают в приютах детишки, гниют старики,
в куршевелях резвятся потанины и дерипаски.
На обломках России, когда-то великой страны,
пробивается воем беда: с откровеньем гортанным
бородатые волки ислама, эмиры войны
режут глотки мальчишкам российским, как горным баранам.
А с экранов вещает, как праведник, с искрой в глазу,
в бриллиантовых россыпях взгляд незнаком от прищура,
вышибая у девочек-дур молодую слезу,
говорливая Ксюша, икона пустого гламура.
В деревнях от сивушной проказы и мал, и велик,
перспективы не видя, как мухи ложатся до срока.
Я пишу не стихи.
Это рвётся безудержный крик
оголённой души, той, что сердце пластает жестоко.