Прабабушка

Ян Кунтур
                Памяти Лидии Кунавиной

Высохшая до пергаментного треска
маленькая старушка,
с трудом несущая свою скрюченную девяностолетнюю спину,
как тяжёлый ржавый серп, перерезающий нитки жизни,
Серп, к которому никогда не приладить молот.

Внедрившись в старое кресло
такой же формы, как и спина,
она словно впадала в оцепенение…
Присутствуя и отсутствуя.
Непроницаемо дремала наяву…
Ведь явь это давно уже ни то, что вокруг, а то, что осталось только внутри…
Только там - явная жизнь…

Там – маленькая дореволюцьонная чернявая девочка,
понравившаяся кавказским цыганкам и украденная ими в табор…
Вот был переполох в семье…  Но все обошлось…

Там – угасающая в городе шахов, эмиров и имамов мать
(лицо уже не припомнить)…
А вокруг скорбной кровати с металлическими шишечками
в немом участии всё семейство - все шесть детей,
включая малышей…

Там – горбатый неуютный городишко
у холодной уральской реки,
содрогающейся от лопастей колес пароходов-кормильцев,
и передающей эту дрожь гальке и кустам... 4 класса гимназии…
Октябрьский переворот…  Работа в прислугах...
Игрушечные, украшенные белыми искусственными цветами
гробики первенцев, недотянувших до трех лет…
Женечка и Юрочка…
Эти имена перейдут на старшую дочь и сына.
А всего сыновей будет трое… Состарившиеся детки
(она уже не узнает, что средний – Володенька сгорит заживо,
запертый хозяином-кавказцем для «охраны»,
в железном ночном ларьке)…

Там же – и длинная очередь любителей кино, проходящая
с билетами сквозь неё в маленький к\т «Колибри»…
Листочки со штампиками…
Всё тянутся и тянутся, а до сеанса чуть-чуть…

Там – жизнь, там – её истинная реальность.
А вокруг – несуществующее, грёза о будущем,
футуристический миф…

А большие карие глаза все такие же красивые…
Когда грянуло девяносто, в тот же день,
зрение резко выправилось на «единицу»…
Вот бы еще спину удалось разогнуть…
Мягкость неловкой мучительной улыбки …

Мы все – это она.

------------------------------------

…Словно уснула, как и супруг ее Павел Яковлевич,
…только без улыбки…
догнав его через двадцать лет…

Когда я попытался было пристроиться под гроб, чтобы помочь нести,
дядя Юра схватил меня за руку:
«Нельзя – она сейчас охраняет тебя своею кровью.
Пусти чужих…»

31.07.02.