НОВЫЙ ПРОВИНЦИАЛ
№ 1, часть 2(поэзия)
Вячеслав Кузнецов
Ещё о прошлом
Ни славить и ни злословить
Не надо по поводу Прошлого.
Имейте же всё-таки совесть,
Вы,
Господа хорошие!
У нашей великой России,
У нашей любимой матери
Есть и свои мессии,
Есть и свои старатели.
Если в века вглядеться,
Это не пришлое Прошлое.
Оно органично, как сердце –
Великое,
А не пошлое.
***
Болит душа; болит, но дышит –
Натужно, хрипло, тяжело.
Блажен, кто ничего не слышит,
Не зрит, не думает, не пишет –
Ему и крылья не свело.
А тут, попробуй, взвейся в небо,
Когда на сердце – якоря,
Когда вокруг темно и немо,
Не хочешь ни воды, ни хлеба –
Так, словно и живёшь-то зря.
И понимаешь: только буря
Способна цепи разорвать.
… Живёшь, угрюмо брови хмуря,
Как будто маешься ты дурью,
И некого на помощь звать!
***
Спасибо, Судьба,
за возможность участия
Во всём, что приводит
К несчастью и счастью.
За всё, что высоко так –
Жизнью зовётся.
Спасибо за блажь, за упрёки,
пороки –
Спасибо тебе за такие уроки.
За то, что умею летать я
И плавать.
Спасибо за Смерть.
за посмертную память.
Спасибо за вечное то
круговертье,
В котором воистину вижу Бессмертье.
Игорь ДОЛГОВ
Вечер в «Автографе»
Поэзии волшебный сад!
Звучат стихи. А я в отчаянье:
Смущён - слова не различаю,
Что ни отвечу - невпопад.
О, если бы я слышать мог,
Какими бы блеснул словами!
Друзья, товарищи! Я с вами!
Грущу, усевшись в уголок.
А мысль свободная бежит
Туда, где вольных звуков полны
И речки ласковые волны,
И лес, и поле... Всё молчит.
Шуршит бесшумно листопад.
(Исчезли звуки в этом крае!)
Меня неслышно окликая,
По небу лебеди летят.
Ах, Боже, Боже! Что за толк
На глупую роптать опалу!
Мой лес умолк. И поле отзвучало...
***
Ровесники уходят понемногу.
Всё меньше нас. Радеет наш народ.
Кто следующий? Может, мой черёд
Держать овеет
Пред Богом.
ПАМЯТИ СЫНА
Разбилось зеркало.
Я невзначай плечом его задел.
Сорвалось со стены, и – вдребезги!
И жизнь вперекосяк.
Стихи нейдут. И песни не поются.
Всё – криво. Всё – коряво.
Не стало сына, и душа осиротела…
Разбилось зеркало.
06.08.2004.
Уж как пал туман
Памяти С.Ф.Боброва
Уж как пал туман во дикой степи,
Во дикой степи на седой ковыль.
Уж как пал туман на седой ковыль
Во дикой степи половецкие.
А во той степи во сырой земле
Добрый молодец крепким сном уснул –
Руки праздные пораскинул он
Зазубрённый меч из рук выронил.
Верный борзый конь ускакал во степь.
Чёрной тучею вороньё кружит.
Ворон ворона да на пир зовёт:
Добру молодцу очи выпити.
Будет дождичек над ним слёзы лить.
Будет в голос выть по нему метель
Место бранное заметут снега,
Порастёт весной полынь горькою…
Широка ты, степь – не обскачешь в год!
В вышине орёл распростёр крыла.
Тишь, покой кругом – лишь полынь-трава
Да седой ковыль колыхаются.
КАЧЕЛИ
(Сомнения)
Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль,
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унёс его в даль.
А.Толстой
На ветер я бросаю слово –
В нём боль моя, тревога и печаль.
А ветер не уносит вдаль,
Его мне возвращает снова.
В тоске, тревогою томима,
Душа изнемогает и болит.
Проходит срок, она горит –
Душа моя – неугасимо!
И вновь из груди слово вьётся,
И даль опять прозрачна и чиста!
Печатью сомкнуты уста,
И втуне слово остаётся!
Темно, томительно и странно.
Дерев и трав невнятны голоса…
Пройдёт и эта полоса,
Душа воспрянет, осияна!
Светил месяц
Посвящается
П.П. Римскому-Корсакову
Машут мне платочком тонкие рябинки,
Под весенним ветром стоя вдоль тропинки.
А весёлый месяц, заглянув в окошко,
Серебром к тропинкам вымостил дорожку.
Мне бы той дорожкой побежать к рябинкам,
Скрылся ясный месяц – не видать тропинки.
Светел месяц ясный!
На меня напрасно
Лунною тропинкой
К тоненьким рябинкам!
Тонкие рябинки вырастут большие.
Склонят ветви долу грозди налитые.
И ущербный месяц, Не найдя тропинки,
В кудрях поределых выбелит сединки.
А весенний ветер прошуми – и канет…
Декабрём студёным старость в очи глянет.
Не томи напрасно,
Светел месяц ясный!
Не мани к рябинкам
Лунною тропинкой!
1976
Ты не пой, жаворонок
Ты не пой, жаворонок, в поднебесье,
Не свищи, соловей, по-над речкою,
Ты умолкни, кукушка-обманщица!
Я теперь нашим песня не радуюсь,
Я не верю посулам кукушкиным.
Как нам пел жаворонок в поднебесье!
Как свистал соловей по-над речкою!
А кукушка без счёту лет!
Говорил он слова мне заветные –
Сердце билося птицею трепетной…
На душе мне светло было, празднично.
Не бывало белее черёмухи,
Не бывало сирени душистее!!!
И поверила я, понадеялась –
Жизнь, как поле, пройдём рука об руку.
А вчера стороною узнала я –
Он давно уж с другою встречается.
Ей приносит сирень и черёмуху,
Ей слова говорит он заветные,
Он её называет желанною…
Так не пой, жаворонок, в поднебесье,
Не вещи, соловей, по-над речкою,
Так умолкни, кукушка-обманщица!
1978
Вера КРАСНОВА
Я редко в людях ошибалась.
Была умней или везло?
Но примирить я не пыталась
Добро и зло.
Не угождала, не таилась,
Коль приходила не впопад,
И радостью лишь с тем делилась,
Кто был моим успехам рад.
Но вкус предательства, обмана,
Смогу ли я преодолеть?
Иль мы стареем слишком рано,
Иль нам никак не повзрослеть...
***
Обмякли крылья за спиной.
Я жду спасенья.
А жизнь идет без важных дел,
Как воскресенья.
Сегодня ночью за окном метель бушует,
Я много дней ждала ее,
Метель большую.
Чтобы с природою слилось
Мое смятенье,
А рано утром улеглось
Прозрачной тенью.
Чтоб стали трудные дела
Опять по нраву,
И чтоб признаться "не могу"
Пропало право.
***
Я никогда красивой не была.
И, вероятно, никогда не буду.
Как гостья у накрытого стола,
Где для других расставлена посуда.
О глупое тщеславие души!
Гляжу, у всех курортные секреты.
А я свой отпуск провожу в глуши.
Там я сама себе дарю букеты.
И в домик наш спешит на огонек
Столетняя соседская старуха.
Отведает с капустою пирог,
Прошамкает, что нынче лето сухо.
Мы с ней индийский чай вприкуску пьем
И говорим размеренно и громко
О том, что редко ходит почтальон,
И как подрос у нас теленок Ромка.
И старый томик пушкинских стихов
На чердаке отыщется так кстати.
И я уже не буду горевать
О южном море и о новом платье.
В общении таком проходят дни.
Я к осени в свой город возвращаюсь.
И, внемля наставлениям родни,
До будущего отпуска прощаюсь.
***
Дни, как снежинки, тают и тают.
Кончился отпуск. Я улетаю.
Синий конвертик скомкан в кармане.
Слезы смахнула грустная мама.
" Скоро ль приедешь?"
Что ей ответить?
В этом году уже точно "не светит".
В будущем... Впрочем, есть план - заграница.
Ездят же люди. И мне б прокатиться.
Да и давно не бывала на юге,
Я обещала на море, к подруге.
"Скоро ль приедешь?"
Что ей ответить?
Как мы жестоки, взрослые дети!
***
Мы были вместе 46 часов.
Летел на Север закопченный поезд.
И где-то возле станции Бугры
Он пересек другой какой-то пояс.
Мы, путаясь, часы перевели
Вперед, назад. Потом остановили.
И в маленьком купе проводника
Остывший чай из битых чашек пили.
Часы стояли. Только время шло.
Под стук колес тот город приближало.
А за окном застуженным мело,
И сердце то сжималось, то дрожало.
Пусть память поскорее похоронит
Роман, что я придумала сама.
...А на продрогшем северном перроне
Тебя встречала женщина. Жена.
Анатолий ЦВЕТАЕВ
ВОСПОМИНАНИЯ О ТИХОМ
ТИХВИНЕ
... там тишина звенит поленницей.
И дали птичьим клином колются.
И ходит тень царицы- пленницы
За ожидальные околицы.
... там сокровенные завалинки,
А все крылечки — окрылены!
Где кошки теплые как валенки
Ночами шляются гулены-
... там улицы насквозь прозрачные
И веют свежестью сырою.
И церкви словно новобрачные,
А там, над Фишевой горою,
Где колокольное безмолвие
Вдруг покачнется по-над плесом
И скорый пронесется молнией,
И песнь прощальную колеса
Споют...
И мы уже не встретимся,
Не отворятся двери, охнув,
А мне все светят, тихо светятся
Давно исчезнувшие окна-
... там, где братаются и ссорятся
Неопалимые рябины
И стародавняя бессонница
Мне шепчет ласково: «Любимый... »
Где, окруженная «коробками»
Неутомимо, неустанно
Еще струится тропка робкая
По древней улице Расстанной.
Анатолий ЧЕРТЕНКОВ
К ВОЗВРАЩЕНИЮ ТИХВИНСКОЙ ИКОНЫ БОЖИЕЙ МАТЕРИ
Неужели и нас удостоит Господь Благодати?!
Не за веру, увы! - свята Русь, а народ без креста.
Но как много свечей, поминальных свечей у Распятий.
И за каждой душа. И у каждой своя высота.
А Господь - он один! И Россия - одна во вселенной.
Есть кого возлюбить. Есть за что умереть в свой черёд.
Всё вернётся на круг. Плоть и кровь наши грешные бренны,
Но бессмертна душа и её Матерь Божия ждёт.
Виктор ТИХОМИРОВ
ТИХВИН
Город мой. Я опять к тебе
Приезжаю. И ты встречаешь…
Ведь не зря же в моей судьбе
Место главное занимаешь!
Я стене монастырской рад —
К небу тянется по-старинке.
Край мой тихвинский небогат –
Все пески вокруг да суглинки…
В речке Тихвинке и вода
Возле шлюза ярче сверкает —
То спустилась с небес звезда,
Волны сонные поджигает.
Над Фишовой горой туман
На рассвете долго клубится —
Словно выбежал великан,
Чтоб воды из реки напиться!
Город вижу во всей красе
Через десять лет,
через сотни…
Как на взлетной он полосе —
Верю: будут еще высоты!
ЦВЕТЫ В СЕРДЦЕ
Я ловлю её
Милый взгляд.
Сердце долго и трепетно
Бьётся.
Я, представьте,
Влюбился,
И этому рад.
В облаках
Моё сердце
Несётся.
Я люблю
В своёй жизни
Впервые,
С милой девушкой
Встречи ищу.
В моём сердце
Цветы живые,
Я их там
Для любимой
Ращу.
Но проходит
Девушка мимо,
И цветы
В моём сердце
Губит…
Я шагаю
За ней незримо
И с тоской
Понимаю:
Не любит…
Ветерок легко качнёт кусты
Ветерок легко качнёт кусты
И заснёт, как маленький,
под ёлкой.
Мне махнёт осока из воды
Аккуратно выстриженной
чёлкой.
В чащу леса
двинется рассвет
Птиц услышу пенье
на опушке
И увижу – прячутся в траве
Рыженькие сочные волнушки.
***
... И дома, словно люди, несхожи
И характерами и судьбой.
Тот далекий, уже неживой —
Всех на свете домов дороже.
Он стоит там, где сладко рожь
Серебрится, под солнцем зрея.
Нагадала мне ворожея:
Где родился ты, там умрешь.
Нет ни пасеки и ни пчел,
Хоть до боли здесь все знакомо —
Умереть в этом старом доме
Я за благо б, поверьте, счел.
Здесь знакомый родник.
С давних пор
Я к нему прихожу, чтоб напиться.
А потом долго-долго мне снится
Злой крапивой украшенный двор.
... Я приеду сюда на два дня
Отдохнуть от столичного гама
И увижу в окошко, как мама
Кормит грудью на лавке меня…
У НОГ ТВОИХ
Был просто вечер.
Ветер
Рассеян был и тих…
Он обо всём на свете
Забыл у ног твоих…
А поезда уходят в осень
А поезда уходят в осень,
Печальным шумом лес наполнив.
Они с собою свет уносят
В вагонных окнах, как в ладонях…
ДЕД
Деда за селом похоронили.
Бабы голосили целый день.
На его могиле посадили
Белую душистую сирень.
Дед сажал на улицах деревья.
Делал печки новые в домах.
Печником он был у нас в деревне –
Так и умер с мастерком в руках.
Не встретит чаща птичьим пеньем
Не встретит чаща птичьим пеньем –
Сентябрь одел леса в дожди…
И стая уток ожерельем
Висит у неба на груди.
Слова — кирпичная основа
Слова — кирпичная основа
Стиха. Нет лишней строчки
в нем!
Пишу стихи я. Слово к слову.
Как будто строю новый дом!
Николай ШАТАЛКИН
РАЗГОВОР СО СТАРИКОМ
Светлым днем не поздней осени
Повстречался мне старик.
В сквере дальнем, позаброшенном
Разговор у нас возник.
«Исчезают наши улицы», —
Грустно мне, промолвил дед.
«Понапрасну, дед, ты хмуришься.
Для тоски причины, нет.
Как заря с востока ранняя,
В город молодость пришла.
Посмотри, какие здания
Из бетона и стекла!
Вместо давних, низких, скошенных
(Что жалеть их! — не Кижи),
Великаны-зданья бросили
Прямо к солнцу этажи.
Вместо труб антенны высятся.
И эпоха дров прошла.
Разве в тех хибарах сыщется
Столько света и тепла?»
Дед погладил важно бороду.
Кашлянул, но не умолк.
«Строят быстро, просто здорово.
Что ж тут скажешь — знают толк.
Но ведь мне сейчас-то, стало быть,
Уже семьдесят седьмой.
Так пойми ты, парень, старого —
Я ведь житель коренной.
Все мои воспоминания
В этих улочках седых.
Расставанья, расстояния,
Жизнь и смерть людей родных.
Здесь мне свято все и дорого,
Он во мне сместился весь.
В деревянном старом городе
Вся судьба моя как есть.
Так что в общем я не нудный.
И не то, чтобы ворчун.
Ты пойми... А впрочем, трудно.
Ты для этого ведь юн»...
Ту печаль души, наверное,
Сердцем я смогу постичь,
Когда зданья наши первые
Станут в будущем сносить.
НА ФИШОВИЦЕ
На Фишовице вечер бархатный,
Кроны с гнездами в дрему клонит.
После трудного полдня жаркого
Работяга-грач не трезвонит.
У шлюзов вода в спадах мечется
И изводится аж на пену.
Под косым лучом купол светится,
А собор в реку бросил стену.
Не обмолвится он о случае,
Когда утречком давним, ранним
Молоду княжну в келье мучили –
Правду молвили властной Анне.
К ленте улицы – берег выступом,
Тропки лысые кромки режут.
Здесь родник живой в зиму выстоял,
Дарит всем свои вкус и свежесть.
А на улицах - песни новые,
Под закат златой пары вышли.
Я гляжу на них, очарованный,
Я для них сейчас просто лишний.
Вспоминаю я юность резвую,
Нашу песнь пою над рекою.
Впрочем, Тихвинка тоже - прежняя,
Полюбил ее - вот такою!
Екатерина Лебедева
А хочешь,
Я тебя сведу с ума,
–– Не хочешь,
Жаль.
Тогда сойду сама.
***
Когда дано печаль познать,
Покинь немое закулисье,
Предвосхити, восславь, возвыси
Святое слово «БЛАГОДАТЬ»!
***
Слёзы горького вчера
– на ресницу,
Сердце с кончика пера
– на страницу.
Скомканный листок – в огонь,
Ярче вспыхнет.
На секунду,
Словно боль,
И утихнет.
***
Этюд Шопена. Зал затих.
В проёме штор – капель с карниза.
Свод потолка для звуков низок,
Душа – вместилище для них.
***
Равномерный сердца стук
Отбивает жизни круг,
Этот двигатель не вечен,
Жаль.
Хотелось бы…
А вдруг?..
Сергей БОБРОВ
РЕЧКА
Как речка неширокая
Ты жизнь свою струишь,
Хотя и неглубокая,
Но омуты таишь.
В их тьме непроницаемой
Меж хаоса камней
Лучом не освещаемый
Таится сонм чертей.
Повадки их различные,
Имен не перечесть,
Названья неприличные,
Какие только есть.
От света укрываются,
От глаз людских бегут.
А ночью появляются
И оргии ведут.
Но лишь заря румяная
Восток позолотит,
Ватага бесов рьяная
На дно нырнуть спешит.
Вуаль тумана скинута,
Река едва журчит.
В ней небо опрокинуто,
И солнышко блестит.
Да в речку тихоструйную
Засмотришься порой,
Но пляску бесов буйную
Почуяв под водой,
Невольно изумляешься,
Склоняешься к воде
И с берега срываешься –
И вот, лежишь на дне!
Течет, не поворотится
Прохладная струя.
Все пьют, кому захочется –
Всем чужая, всем своя.
***
Светлые, русые, рыжие, черные
Стрижки, завивки, локоны кос.
Шелково-нежные и непокорные –
Сколько вас было, любимых волос.
Вольно лежащие пышными гривами
Челки задорные - черт побери!
Шапки укладок игриво красивые
Молча просящие: «Ну, посмотри!
Было да минуло, как сновидение
Милые лица, сердечный привет
Время уносит в пучину забвения,
Вот, и меня уже, кажется, нет.
КОНЧАНСКОЕ
Село Кончанское. Конец.
Бесцельно время протекает.
С детьми дворовых, как юнец,
Скучая, в бабки он играет.
Утрами ходит в ближний лес,
Грибы и ягоды сбирает.
И, озирая все окрест,
Душой и телом отдыхает.
Но это летом. А зимой
Опала давит, как вериги.
У печки, в кресле со свечой,
Одна отрада только, книги.
Да от Суворочки родной
Приходят теплые посланья.
Зять - царедворец, там он свой
А тут постыдное изгнанье!
Нередко с Прошкою вдвоем
Всю ночь за шахматной доскою.
И, проиграв ему, потом
Не в шутку сердится порою:
- Я Измаил, Очаков взял,
А ты... один конфуз с тобою!
-Так ты там с туркой воевал,
А здесь ведь, батюшка, со мною.
Ответ лукавый денщика
В душе усмешку вызывает.
К газетам тянется рука,
И он все заново читает.
Европа вся бурлит войной...
Успехи Франции повсюду...
Наполеон - кумир, герой!
(Унять бы мальчика не худо. )
Ему Европа - первый шаг,
Вторым окажется Россия.
Коварный и жестокий враг,
Лелеет замыслы большие
А Русь отстала и бедна,
А времена грядут лихие,
И вновь окажется одна,
Как при нашествии Батыя...
Да в Петербурге царь-пруссак
Солдат муштрою истязает.
Ему парадный дорог шаг,
Коса и букли утешают.
А там, где - бой, кусты, овраг
К чему дурацкая косица?
На марше важен скорый шаг,
Чтобы внезапно навалиться,
Ошеломить - помилуй, Бог!
Ура! Коли и бей прикладом!
И враг бежит, не чуя ног,
К тебе повертываясь задом.
Смекалка, натиск, глазомер! –
Лишь эта Марсова наука
Должны солдату быть в пример,
А не муштры ненужной мука...
Но и в газетах радость есть.
И сердцу кажется спокойно,
Пока хранят отчизны честь
Герои, Греции достойны.
Ах, Мишенька! Хитер, умен –
Принудил турок замириться.
Предвижу, как Наполеон,
Узнав об этом, взбеленится!..
Он ждал. И вот, в морозный день
Примчалась тройка почтовая
У Прошки вмиг пропала лень –
Посланцу двери отворяет.
Фельдъегерь входит в кабинет,
Рескрипт хозяину вручает.
Душа фельдмаршала поет,
Взор торжествующе сияет. –
Спасибо, братец! Удружил!
Ура! - отпел я в церкви басом.
Помилуй Бог! Достанет сил,
Чтобы запеть в Европе Марсом!
Василий БОРИСЕНКО
Ладони любимой полны земляники.
Роса не просохла на ягодах спелых.
На каплях кровавых жар солнечных бликов.
Протянуты руки мне с вызовом смелым.
К ладоням горячим губами приник я,
И сердце нырнуло в кипящую радость.
Пью сладкую горечь лесной земляники,
Любимых ладошек пью горькую сладость.
* * *
Бумаги белый лист.
Плывешь по тишине.
Остановилось время…
* * *
Я
Рифм вино
Мешаю с мыслью безыскусно…
Хочу,
Чтобы смешно!
А почему-то грустно…
ПЕССИМИЗМ
В чем пессимизма соль?
Не ошибиться чтобы,
из двух на выбор зол
Мы выбираем оба…
РИСУНОК С НАТУРЫ
Снегом запудрена сосен стена,
В кронах задумчивых спит тишина.
Держит стволов потускневшая медь
Сизых небес загрустившую твердь.
В снежных завалах тропу не сыскать,
В чаще глухой заблудилась тоска.
Хмурого вечера стылая мгла
Серой печалью на сердце легла.
* * *
Мысль - паруса крыло.
А жизнь - попутный ветер.
Куда несет?
Сергей Виноградов
НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО
«Здравствуй, мама, мамулечка, милая,
У меня все в порядке. Как ты?..
Поросли над солдатской могилою
Полевые, не наши цветы…
«За меня не волнуйся родимая,
Мне здоровым ль не быть в двадцать лет.
Я вернусь. Обещаю. Ты жди меня,
Вот сломаем фашистам хребет.
Мы уже под Берлином, хорошая,
Может завтра и эта война,
Как печали твои, станет прошлым,
И у нас будет здесь тишина…»
Тишина над солдатской могилою.
Полевые, не наши цветы.
Сколько ж писем таких,
мамы милые,
Не пришло к вам с проклятой войны?
ВАДИМИР ТРУСОВ
И вот так каждый день: фразы, реплики, целые речи.
Осуждают, пугают, спросонья бормочут мораль.
Головою практичною скорбно качают при встрече:
Мог бы стать человеком... Очень жаль, господа, очень жаль.
Констатировав факт, неприятный и явно случайный,
Наизусть прочитав заголовки вчерашних газет,
Соберутся уйти, как-нибудь заскочить обещая,
Избегая тайком неудобных пропащих друзей.
Поспокойнее станет без ненужных мальчишеских стычек.
Без случайностей диких, почти неизбежных тогда.
Это вечер вчерашний, на утро дурные привычки
Рассовать по углам не составит большого труда.
Но откуда тоска? Может, тех, кто ушел, не хватает?
Одуревшим сверчком за диваном брюзжит пустота.
Не волнуйтесь, пройдет. Отдохните. Вы очень устали.
Разве купишь теперь все, что раньше отдал просто так.
***
Нынче поздно весна заглянула к нам,
Как в прицел, в перекрестье координат.
Мы уж было подумали - все, хана,
Год не делится больше на времена.
И решили внимание не заострять.
Поживем - увидим. И вдругорядь
Хорошо, если некому станет ныть,
Что опять не хватило на всех весны.
Но ошиблись. По лужам март захромал.
Как всегда, перед смертью успела зима
Самых лучших в попутчики присмотреть.
И оставила нас на отстрел сестре.
***
...И скажут: "Полно, друг, не ерепенься.
Ты штопор. И в бутылку залезать
Тебе положено. Но только для того,
Чтоб пробку вытащить.
И марш обратно в ящик,
К ножам и вилкам. Станешь барахлить,
Замену отыскать тебе не долго.
Сойдет и палец. Важен результат,
Да скорость исполнения желаний.
Бутылке предназначено судьбой
Быть выпитой до дна и содержимым
Возрадовать хозяев. Успокойся,
Твои мечты по большей части - мелочь,
Окрошка, мусор..."
Как ошибся мастер!
Не сотворив меня простым гвоздем, который
Способен (в мимолетном поцелуе
Изведав тяжесть страсти молотка)
Собою крышку гроба опечатать,
И потихоньку млеть от восхищенья,
Коль в землю угодил один из тех,
Кому служить приходится сегодня.
***
Не прощай нам, Господи. ничего!
И когда десятком на одного,
И когда один супротив толпы,
И когда кривые плодят слепых,
Обещая, будто начнет светать.
И когда распродана красота.
(А чего жалеть, все равно сгноят!)
Коль не оскудеет рука твоя,
Наши не отсохнут. Давай еще!
Убивали, грабили - нипочем!
Крашеными яйцами по зубам,
Да тремя перстами в коросту лба,
И пошло-поехало! Рви гармонь!
Ковыряла гвоздиком си-бемоль
Перепонки хилые детворе.
Занялась лампадою на воре
Царская корона. Пожар слегка
Тронул сивый валенок парика
Горечью легенды о целине.
И любовь скребла прошлогодний снег,
Вычисляя рта онемевший ноль.
Колосились мертвые за спиной.
Заварило солнышко иван-чай.
Ничего мне, Господи, не прощай!
Андрей Романов
Над Черною речкой, три века подряд,
Где холод позёмку треножит,
С космической скоростью мчится заряд,
И цели достигнуть не может.
Мы сняли на видео поле, и лес
И вызвали «рафик» конвойный:
– Кольчугу снимайте, миляга Дантес,
И следуйте с нами в «убойный»!
Нам нужно поспеть на ходу холостом,
Туда, где под сенью карниза,
На Зимней канавке, следит за мостом,
Инспектор движения Лиза.
– Влезай! Мы подбросим тебя в казино,
Для Германа карты – не дети ль?
Привод – неплохая оказия, но
Для нас он – последний свидетель…
Его мы в отдел, чтоб распутать клубок,
Доставим на очную ставку.
Он брякнет Дантесу: «Сидишь, голубок…
А Пушкин мне сделал отставку. –
Семерка и тройка! Мы входим во вкус…
Всё – в прах! В положенье красивом,
Последним трамваем на площадь Искусств
По липовым катимся ксивам.
Я впредь, мужики, зарекаюсь играть,
Клянусь вам судебным процессом!».
– Ты Лизе покайся, и дай нам понять,
Что делать сегодня с Дантесом? –
– А мой приговор виртуальней всего:
За ним хоть и грязи несметно,
Пожизненно вряд ли засадишь его…
Давайте, засадим посмертно!
ДНЕВНОЙ СЕАНС
На задворках родной ленинградской помойки
Показалось бомжихе, что мрачный аскет –
Безлошадный Обводный посватался к Мойке
И в сваты пригласил Забалканский проспект.
И пошли они хором к пристанищу ростров,
Затмевая небес и дворца синеву,
И от страха присевший Васильевский остров
Погружался по шею в Большую Неву.
Не пускай меня в пропасть былых наводнений,
Дай лишь парус воздвигнуть над вечным огнем.
Пусть звезда подмигнет нам в огне ли, во дне ли,
Где мы в полночь воскреснем и полдень согнём.
Пусть канал, причастившись, смакует кантату,
О любви, задыхаясь фабричной трубой, -
Я играю словами, скользя по канату,
Игнорируя вечность меж мной и тобой.
Видно было бы признаком высшего шика
Стать незримыми птицами, спящими врозь,
В том дворе, где от счастья рыдает бомжиха,
Что очнуться и нас разглядеть удалось.
Валерий Рубушков
Бородинское поле
Часть первая. ГЕНЕРАЛ ЕРМОЛОВ
Могуч, порывист, молод,
Суть боя взявший в толк,
Остановил Ермолов
Попятившийся полк.
— Уфимцы! Вы куда же?
Неужто от врага?!
В артиллерийской саже
Румяная щека.
Без шляпы, с львиной гривой
Над выпуклостью лба,
Высокий и красивый,
И грозный,
Как судьба.
— Что батарея взята?
Что силы велики?.
А ну-ка, всем, ребята,
Поворотить штыки!..
И с тем, оставив роты,
Застывшие вразброд,
Ружье вздымая чье-то,
Один
Пошел вперед.
Лишь граф Кутайсов рядом,
Испытанный в огне,
В мундирчике нарядном
На вороном коне...
И вскинули покруче
Уфимцы штык к штыку
И устремились тучей,
Равняясь
на бегу.
Без выстрела скорее
Туда, отбросив страх,
Пока на батарее
Не закрепился враг.
Безудержно и рьяно
Коли, круши, громи.
Сшибая, прочь с кургана
Пехоту Бонами.
Средь воплей и уколов
Вполглаза погляди.
Где генерал Ермолов?
Все так же впереди!..
Без шляпы, с львиной гривой
Над широтою плеч,
С готовностью ретивой
Собою пренебречь
Орудует как надо,
Размашисто,
Молчком,
Расщепленным прикладом,
Изогнутым штыком,
Лишь графа молодого
Не видится при нем,
Он в гуще боя злого,
Должно,
Пропал с конем.
.. Штандарт взлетает, рея,
Уфимского полка.
В Живых
На батарее
Ни одного врага.
Ермолов над орудием
Берется колдовать.
- Вот так ребята, будем
И дальше
Воевать!.
Часть вторая. ГВАРДЕЙСКИЕ КАРЕ
В единстве мужества и воли
И монолитны, и крепки,
Во все четыре стороны —
Гвардейские штыки.
Никто не дрогнет,
Не согнется,
Неустрашимостью дыша,
Стоят
Измайловцы, литовцы
К плечу плечо,
К душе душа.
Стоят,
Прикрыв друг другу спины,
И этим каждый защищен,
И с гулом
Конные лавины
На них летят
Со всех сторон.
В наскоках яростных
И дерзких
Их опрокинуть норовят.
Темно
От шапок гренадерских,
Светло
от кирасирских лат.
Таранят с ярого разлета,
Храпят оскаленные рты,
Но стойко
Держится пехота,
Лишь чуть колышутся
Ряды.
До их земной
Глубинной сути
Вразмах пробиться не дано
Тяжелым конникам Нансути,
Латур - Мобура и Жюно.
Солдат российский дело знает,
Он к строю тесному привык.
И самых прытких принимает
Врагов
На пулю и на штык.
Вокруг кровавые завалы.
В пыли, в дыму,
В крутой жаре
Несокрушимые,
Как скалы,
Стоят
Гвардейские каре.
И успевает при налете
Вздохнуть один из усачей:
— Да разве эдак
Нас возьмете?..
Эх, пожалели б, мать вашу!,
Лошадей!..
Когда от раны вскрикнув
Слабо,
На землю падает герой,
За ним уверенно и плавно
Смыкается
Солдатский строй.
И дальше бой идет великий,
Что впрямь
За совесть, не за страх
Бессмертья
Огненные блики
Горят на русских киверах.
... Когда враги в ретивом гаме
Воспрянут в нынешней поре,
Мы враз почувствуем
Сердцами
Свое незримое каре.
Тогда,
Прикрыв друг другу спины,
Мы станем,
Каждый защищен.
И пусть
Орущие лавины
На нас летят
Со всех сторон.
Никто не дрогнет,
Не согнется,
Неустрашимостью дыша,
И сила
В тесный ряд сомкнётся
К плечу плечо,
К душе душа.
Едины в мужестве и боли,
Едины в силе и добре,
Мы выстоим
На бранном поле,
Как те
Гвардейские каре.
Часть третья. БАРКЛАЙ-ДЕ-ТОЛЛИ
Знать,
Провидение хранило
Его ведя в огонь и дым.
Пять лошадей
Под ним убило,
Пять адъютантов —
Рядом с ним...
Он в самом центре
Битвы страшной,
Где глухо звякают штыки,
Где в смертной схватке,
Рукопашной
С врагом сошлись
Его полки.
Пусть видят воины в атаках,
Что он от них
Невдалеке
При всех регалиях и знаках
На генеральском сюртуке
Со шпагою в руке зажатой,
Что указующе тверда.
А под простреленною шляпой
Лицо бесстрастно,
Как всегда.
В бою кромешном
Все смешалось...
Но лишь ему дано понять,
Что надо продержаться малость,
Еще немного
Простоять.
Нет, у него не дрогнут нервы
В опустошительном огне,
Пускай последние резервы
Бросает в пекло
Богарне.
Успех сраженья на пределе,
Но вот уж в ратной полосе
Мелькнули егеря Шастеля,
А вслед
Драгуны Лагуссе...
И только взор слегка скосил он,
Когда в атаке конной встреч
Со всей
Неистовою силой
Ударила
Его картечь.
Теперь пора!..
Он спутал карты
Врагу, втянув его полки...
И вскинулись
Кавалергарды,
Из под его взлетев руки.
Они сейчас его надежда,
Они прекрасны без прикрас
В своих колетах белоснежных
В сиянье
Праздничных кирас.
Они решат судьбу сраженья,
А значит,
И его судьбу...
Проявит он свое волненье
Лишь зябкой влагою
На лбу.
Он ждет.
Кавалергарды в деле,
В своей безжалостной красе,
Сшибая егерей Шастеля,
Секут
Драгунов Лагуссе.
И лишь когда удачу трубы
Над бранным
Полем протрубят,
На миг
В улыбке дрогнут губы,
Чуть оживится
Строгий взгляд.
И вновь непроницаем внешне,
Стерильной свежестью платка
Он пот с чела
Сотрет неспешно
И кровь чужую
С обшлага.
Часть четвертая. ПАМЯТНИК «МЕРТВЫМ ВЕЛИКОЙ АРМИИ»
Гранита скошенные глыбы
И тень печального орла...
Скажите, вороги, спасибо
России,
Что, как всегда, не помнит зла.
На этом поле ратной славы,
Где столь сынов погребено,
Она от имени державы
И вас
Почтила заодно...
Себе желая лучшей жизни,
Беря добычу без труда
Под легким знаменем корысти,
Вы шли воинственно сюда.
Почуяв щедрые награды
И близкий запах грабежа,
Вы шли на пули и гранаты,
В огне
Равнение держа.
Ваш предводитель и мессия
Надежду выразил свою...
Но поразила вас
Россия
В том
Достопамятном бою.
И все же мстить не стала
Павшим,
Хотя суровою была,
И здесь,
Где спать героям нашим,
И вам
Землицы отвела.
И даже памятник воздвигла,
На хладный камень
Вознесла
Уже теряющего силы,
Отнюдь не гордого
Орла
Нет, не сокрыла с тихим гневом
Ваш прах забвения трава,
Хоть в том
Перед людьми и небом
Была б Россия и права.
В сознанье силы
Величаво
Она решила на века
Пусть ляжет отсвет
Нашей славы
И на сраженного врага1
От этой славы не убудет,
Ее безмерно бытие
Пусть вам
Укором вечным будет
Великодушие ее.
Вы в широте ее бескрайней
Немного места обрели
Для мертвых
Всех «великих> армий
У нас
Достаточно земли.
Январь, 1994 г
Владислав КУРОЧКИН
БАЛЛАДА О РЯЗАНИ
Евпраксия, княгиня Рязанская,
Ожидала супруга любезного,
Проглядела глаза свои карие
Из окошка высокого терема,
Тосковала без друга, печалилась,
Нежным сердцем о нем беспокоилась.
Но ни звука из поля пустынного,
Не слыхать, не видать князя Федора.
В том году на Суре, на Воронеже
Появилося войско татарское,
Хан Батый вел ту силу несметную
На Рязань, на окраину русскую.
Звал дружину князь Юрий Ингварович,
Звал на помощь соседние княжества,
А к татарам послал сына Федора,
Утолить нечестивых подарками.
Князь Георгий сидел во Владимире,
Он рязанской беде позлорадствовал.
Михаил, князь Черниговский, сжадниал,
Только триста бойцов поздно выстаил.
Из-за власти князья не поладили,
Из-за денег они перегрызлися,
А татары считали уж золото.
Да коней, да меха драгоценные.
Хан Батый попенял князю Федору,
Что в подарках богатство неполное:
"У тебя ведь супруга имеется.
Молодая царевна из Греции,
Озорная, румяная, стройная,
Хороша красотою телесною!
Ты жену привези - нас попотчевать,
Мы не тронем тогда ваше княжество!".
Юный князь так Батыю ответствовал:
"Дать жену вам на блуд – недостойно мне.
Вот когда нас в бою одолеете.
Так возьмете и жен, и Отечество!".
Хан Батый был лукав и немилостив,
Поперек не терпел слова дерзкого,
И убил он тогда князя Федора,
И на малых числом двинул полчища.
Шла неделю та сеча кровавая,
Князю Юрию не было помощи,
Защищать град Рязань стало некому,
И татары в столицу ворвалися,
Евпраксия с сыночком Иванушкой
Из окошка да о землю грянулась
И в татарские руки поганые
Не дала ни себя, ни ребеночка.
Чудный город сожгли злые нехристи,
И в живых никого не оставили,
Красоту осквернили пресветлую
И к соседям ушли с разорением.
Но Рязань ожила, люди помнили
Евпраксию, Ивана и Федора,
Среди прочих собрали их косточки
И поставили крест над могилою.
Владислав РАЙСКИЙ
АФГАНЦАМ БАРНАУЛА
Далёкого боя доносится гул.
Окрасили небо вечерние краски.
И снится ребятам под небом афганским,
Как смотрится в воды Оби Барнаул.
В коротких минутах солдатского сна
Проходят ребята родными местами.
Им сосны пушистые машут ветвями,
Сияет сибирских снегов белизна.
Кончается сказка... Как выстрел: - Подъём!
И снова вперёд по сигналу тревоги
Ведут в неизвестность чужие дороги,
За каждым дувалом встречая огнем.
И русская кровь запеклась на камнях
Герата и Хоста, Газни и Кабула.
Напомнит "Афган" о бесстрашных парнях,
Отдавших свой долг – о парнях Барнаула.
Далёкого боя доносится гул.
Окрасили горы вечерние краски.
И снится ребятам под небом афганским,
Как смотрится в воды Оби Барнаул.
АФГАНИСТАН
Плавит бурые камни полуденный зной,
Ненадолго в горах залегла тишина.
Но как страшен обманчивый этот покой,
Как страшна непонятная эта война.
Каждый день стоит здесь целой жизни иной.
Да и жизни самой здесь другая цена.
И не всех нас живыми отпустит домой
Опалённая гневом и болью страна.
Даже в миг, когда пулей отыщет душман,
До конца не поймёшь, захлебнувшись в крови…
Ведь всего год назад тебя звали: «Пацан».
Так во имя чего стал ты здесь "шурави"?
На чужбине вдвойне тяжелей умирать,
И ещё тяжелей умирать в двадцать лет.
А за "речкой" остались невеста и мать...
Друг пошлёт за тебя им прощальный привет.
Всё проходит. "Афган" отгремит, как гроза.
И вернутся ребята в родную страну.
Я прошу вас, живых, посмотрите в глаза
Тем, кто нас посылал умирать на войну.
А еще я прошу вас, оставшихся жить,
Заклинаю, исполните просьбу мою,
Чтобы ж армию шли не стрелять, а служить,
Чтобы стал я последним убитым в бою.
***
Неужели всё решено-
Наша жизнь - по рельсам вагон?
В зарешеченное окно
Вместо смеха - надрывный стон
Одиночества липкий страх
Постепенно сводит с ума.
И на всех девяти этажах –
Тюрьма.
Неужели с рождения мы –
Лишь рабов безответных строй,
За дверями своей тюрьмы
Равнодушных к судьбе иной?
И не радует солнца свет,
Безраздельно властвует тьма.
На свободу выхода нет...
Тюрьма.
Рельсы кончились. В тупике
Неподвижно застыл вагон.
Вот и всё. Выходи налегке
На пустынный чёрный перрон.
Все несбывшиеся мечты
Жизнь исполнит потом сама.
Только вместе решёток - кресты,
Тюрьма...
Наталья РАЙСКАЯ
... Опять предо мной - Эверестом - ступени
и - как амбразура - закрытая дверь...
Иду ли: на штурм я, ищу ли спасенья? -
не знаю... Тревога - рвет душу - как зверь...
А сердце - стучит - барабаном призывным,
и кровь - как набатом - мне бьет по вискам...
Как - выдержать мне и - не выдать - обиду,
не дать - лишней воли - жестоким словам?!..
Давно для тебя - ничего - я не значу? -
в гостях - не была - уже тысячу лет...
Тогда - почему - светлой нежностью плачет
душа моя - каждую ночь - по тебе?!..
И - молится: яростно, горько, тревожно,
и - робкой свечою - мерцает во тьме...
И - к двери подходит твоей - осторожно:
чтоб ты - улыбалась - хотя бы во сне!..
... А после - обратно - ступени считает:
боясь оступиться - на ощупь - бредет...
Надежду хранит, от любви - умирает
и - тихо твердит: ничего - все - пройдет!..
ХРАНИ, ГОСПОДЬ!..
(молитва)
Л. К. , Л. Н.
... От - плахи - до креста - мой путь пролег;
звезда любви - не меркнет - над дорогой...
Храни, Господь! - единственный порог:
осталось - в жизни этой мне - немного...
Как сон ли, сказку, светлую мечту:
придумала я - мир себе - особый...
Где - вечный страж - всегда я на посту:
у двери этой - где была я дома...
Храни, Господь! - друзей моих - от боли:
убереги - от страха и - потерь!..
Мир держится - надеждой и любовью:
от горьких слез - убереги - друзей!..
Пусть - сон ли, сказка, светлая мечта:
особый мир - души моей - мятежной...
Минует пусть - меня - мирская суета:
я - в сердце - сохраню святую нежность...
... Не гаснет - никогда пускай - свеча:
что - боль моя, отчаянье и - слезы?!..
Храни, Господь! - надежды свет - в очах:
звезда любви - горит... И - ничего не поздно!..
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
A. M.
... Какая ночь в Твоём краю? -
прости - не знаю...
Глотая слёзы - я пою:
спи, баю-баю!..
Но кто мне - может - запретить? -
вот и - мечтаю...
Живу - пока могу - любить:
спи, баю-баю!..
Так было - видно - суждено:
зачем? - не знаю...
Звезда - глядит - в Твоё - окно:
спи, баю-баю!..
Ты не вини - себя - ни в чём:
судьба - такая...
Уткнуться бы - в Твоё плечо:
спи, баю-баю!..
След - не хранится - на камнях:
Смывает море
Ты и награда для меня
И - боль, и горе…
... Сил - больше нет уже - кричать:
без слёз - рыдаю.
Люблю и - не хочу - скрывать:
спи, баю-баю!..
Галина Николичева
БЛАГОВЕСТ
Плыл благовест на утренней заре
В Пресветлое Христово Воскресенье.
Величием дышали песнопенья
От празднично горящих алтарей.
Как ангелы, белели облака…
И душу мне пронзило озаренье:
Христос воскрес!
Слезой благоговенья
Ожглась свечу державшая рука.
МАМИН ДОМИШКО
Ну, здравствуй, мамин старенький домишко!
Со скрипом дверь меня впустила в сени.
Махнув хвостом, нырнула в норку мышка,
И спрятались испуганные тени.
А в горнице – холодная лежанка,
Рукою мамы застлана дорожкой…
И тишина… И почему-то жалко
Герань, засохнувшую на окошке.
И смотрит в узкой спаленке на стенке
С портрета мама – ласково, нестрого,
А валенки, забытые в простенке,
Скучают по заснеженной дороге.
Татьяна Реготова
Грибная история.
Дождем, дорожной грязью путь разбит.
Увязнувшая, выбралась из лужи я.
Грибов корзина и нелепый вид,
Какая ж я смешная, неуклюжая!
Смогу ль рискнуть дорогу перейти?
От чавкающей грязи зуд в головушке.
Себя спасти, грибы не растрясти
Пытаюсь. Ну, за что мне это горюшко?!
Я, может, вслух дорогу ту кляла?
Из леса вышел вдруг мужик-детинушка.
Ох, до чего ж широкая была
Его, рубашкой стянутая, спинушка.
Меня без слов, как перышко, схватил,
Я до небес взлетела обалдевшая.
И поплыла над лужами без сил,
От сильных рук его на миг сомлевшая.
Но миг – есть миг, и я уж на ногах,
Грибы в корзине рядом притулилися.
Пока “Спасибо!” зрело на губах,
Спина его, в кустах мелькая, скрылася.
Упав безмолвно в мокрую траву,
Я не хотела – ноги подкосилися,
Куда-то с облаками вновь плыву.
Щебечут птицы рядом: “Не ушиблася?..”
…Сейчас зима. Грибочки достаю,
Их аромат по дому разливается.
А я, блаженно замерев, стою,
Мне сила рук мужских тех вспоминается.
30.04.2004.
СВЯТОЕ РОЖДЕСТВО
Святая ночь! Святое Рождество!
Дерев заиндевелых силуэты,
На землю звезд струится волшебство,
В ликующих церквах блаженство света.
Искрящийся, морозный воздух чист –
Раздолье колокольным перезвонам.
И снег, что накрахмаленный батист,
На ризу праздничную перекроен.
Царит в подлунном мире торжество
Божественных молитв и песнопений.
Природа смолкла в благостном волненьи.
Святая ночь! Святое Рождество!
Наталья Романова
Есть жажда жизни,
Жажда смерти
И в переливах круговерти
Они навек сопряжены
И в бытиё погружены
Их воплощенье – грань судьбы.
Там ветрено, там чад мольбы
Рабов вселенского острога.
По кругу: от земли до Бога
А вечность гордая сквозит
И переменами грозит.
В неё оступишься – и дрогнешь,
Крик изумления исторгнешь.
Застынешь в страхе у порога
А там опять лежит дорога.
И нет его – небытия
За гранью грань, за светом тьма
Но где покой? Одна борьба.
Елена ЗАЛЕВСКАЯ
МНЕ БЛИЗКО ВСЕ
Мне с юных лет все дома не сидится,
Лишь задержусь – и в сердце непокой.
Как там вода из родника струится,
Что шепчет лес над Тихвинкой-рекой?
И как с утра настроился рабочий,
Какой в литейке полыхает свет?
И над какой корпит сегодня строчкой
Всегда упорный тихвинский поэт?
Средь близких мне людей и незнакомых
Всегда волненьем дни мои полны:
Ведь все дороги из дому и к дому –
Частица малая дорог страны.
Валентина ЗАЙЦЕВА-НИКАНДРОВА
Вечерами глухими морозными
Я качаю малютку-дочь.
И пою ей про небо звездное
И про то, как проходит ночь.
Мне сквозь сон улыбнулась лапушка.
Я шепчу ей, едва дыша,
Как шептала мне в детстве бабушка:
«Ангелочки во сне смешат».
Ей, наверное, снится радуга,
Шум дождинок по крыше домика,
Где живут вместе с нею, радуясь,
Семь веселых, беспечных гномиков.
... Вечерами глухими, морозными,
Я качаю малютку-дочь.
И пою ей про небо звездное
И про то, как уходит ночь.
ПЛАЧ ВОЙНЫ
Мать качает нежно сына:
Спи, мой мальчик, баю-бай.
От мороза голос стынет.
Спи, родной мой, засыпай.
Коченеют руки, ноги –
Распроклятая война.
Мать присела у дороги,
Третий день идет без сна.
Сына крепче прижимая,
Через силу мать встает.
И беды не признавая,
Тихо... мертвому поет:
- Спи, мой мальчик,
спи спокойно.
Я тебя не разбужу.
Вот увидишь, сгинут войны.
Сядем, милый, на межу.
Подождем весны у поля.
Пусть взойдет густая рожь.
Ты навстречу лучшей доле
С мамой рядышком пойдешь.
Детской пухленькой ручонкой
Будешь трогать колоски.
И, услышав смех твой звонкий,
Мир очнется от тоски...
Мать качает нежно сына:
- Спи, мой мальчик,
спи, родной,
Серебрит ресницы иней,
Дарит вечности покой.
Даниил Виноградов
Собакам Лиговского проспекта
«Греют телом стынущий асфальт
Умные красивые собаки…»
Каждый день лежат у магазина,
Морды запрокинув в небеса.
Ангела ли видят, серафима
Красные усталые глаза?
Я согрею уличные камни,
Каждый подыму, прижав к груди.
Если можешь, Господи, то дай мне
Силу, чтобы камни зацвели
В память о загубленных собаках,
В память о поруганных богах.
Тот, кто пьяный их давил во мраке,
Был намного хуже всех собак.
Пусть не будет счастья в этом мире,
Если я забуду хоть на час,
То, что зимы холоднее были б,
Если б не было на свете вас.
Анатолий Завгородний
Я стою на холме.
Ни гудков нет, ни шума.
Лишь звездою во тьме
Светит светлая дума.
Пусть ненастье пройдёт
Стороной от России
Только гром громыхнёт
Над равниною синей.
И пускай на века
В этом мире чудесном
Будет дело рукам,
А душе – будет песня!
ИЗВИНИ
Ах, степнячка моя, ты меня не кори,
Что унёс от тебя я тальянку,
Что играл не тебе от зари до зари,
А девчонке играл, северянке.
Что слагал я стихи не азовским волнам,
А снегам да трескучим морозам,
Что слагал я стихи не орлам-степнякам,
А рябинам да русым берёзам.
Я ушёл от степей далеко-далеко,
Лесовозы водил сквозь ненастье.
Было здесь мне, короче, совсем не легко,
Но зачем оно, лёгкое счастье?
И, однако ж, я верен кубанским полям,
Голубым приазовским рассветам...
Как без ранней весны не цвести тополям,
Так без родины нету поэта.
ГАСНЕТ ЛЕТО
Гаснет лето в перезвонах,
Поступь осени легка,
Жёлтый лист в зелёных кронах
Будто проседь на висках.
Слеты чёрные пернатых
Всё галдёжней на лугах,
И последний запах мяты
Тает в сохнущих стогах.
А березы в чистых росах
Вдоль вчерашнего жнивья
Попритихли, будто просят,
Просят песню соловья.
Но умолк певец желанный,
Потерял свирель весны,
Лишь осенние туманы
Анатолий ЕВСЕЕНКО
ЕЛОЧКИ-ИГОЛОЧКИ
Ой, летят, ой, летят
Нежные снежинки.
Там летят, тут летят
Елкам на вершинки.
Елочки-иголочки
Круговые полочки.
Я под ними пробегу,
Я снежинки сдуть могу.
Ой, летят, ой, летят
Легкие снежинки.
Час летят, два летят
Елкам на вершинки
Елочки-иголочки
Побелели полочки!
Я под ними пробегу...
Пробежал и весь в снегу!
МЫ ИГРАЕМ В МАГАЗИН
Я играю в магазин-
Я играю не один:
Все мои приятели —
Это покупатели.
Вы купить хотите книжку?
Заодно возьмите мишку,
Мотоцикл и попугая —
Пусть сынишка ваш играет!
Мы играем в магазин.
За прилавком я один.
Покупают без конца —
Уморили продавца!
КУРИНОЕ ДЕЛО
Только начну я с ним говорить,
Папа уходит на кухню курить —
Это куриное дело
Мне навсегда надоело!