заплутал в болотной дрёме
водоноша-водолей:
по кирпичной морде дома,
по запястьям тополей,
по земле, сидящей сиднем,
по нагой спине пруда
смаху проволочным витнем
хлещет мертвая вода.
от нее не уродится
ни зерна, ни сорняка.
у простуженной криницы
в горле плёнкой облака.
только там, где первый иней
тронул ведьмины круги,
поспевают на осине
разноцветные клубки,
видом – яблоки да груши,
дикорослые плоды,
говорят: «сорви и скушай,
в краже нет большой беды»,
но едва надкусишь чинно
червобитные бока,
ухнешь прямо в сердцевину
одурелого клубка
и попрыгаешь куда-то
на единственной ноге
то ль к макаркиным телятам,
то ли к бабушке Яге
да на костяные спицы,
чтобы зимним вечерком
превратиться в рукавицу
или стать льняным чулком.
проживёшь ли век недолог,
гвоздием пропорот сплошь,
или тщанием иголок
перештопанным помрёшь –
нитью вытянешься длинной,
а потом, к витку виток,
заплетешься в шар осиный,
в сладкий яблочный клубок,
распадёшься семенами,
брызнешь выросшей детвой
под серебряное amen
мартовской воды живой.
На http://www.stihi.ru/2009/11/08/7044