Лежит, калачиком свернувшись.
Сверкая шерсти серебром.
Под солнцем ярким изогнувшись.
Идиллия! А в комнате погром…
Глаза – янтарные шары,
В которых мухою шкодливой,
Как бы в преддверии игры,
Зрачки таятся шаловливо.
Хвост толстой серою трубой
То на шкафу торчит, а то из-под дивана.
С моей ногой воюет или сам с собой?
Сын терминатора и брат шайтана!
Эй кошко, ну-ка с занавесок брысь!
Зачем сейчас на них повис?
Топорщит кончики вибрисс:
“Я лорд, а ты ко мне - кис-кис!
Моя прабабка крыс ловила в доме пэра
И ела пудинг на приеме Лондонского мэра.
А я – посол британский здесь в эСэСэСэРе.
Зови меня на вы и только сэром!”
“Милорд, прошу меня простить.
Великодушно извинить.
Могли б вы соблаговолить
И эти шторки отпустить?”
“Вот так-то лучше, повишу и слезу!
Ну а потом в чулан залезу!
Проверю что там, лягу на подушку.
А ты чесать мне будешь, брюшко”.
Ведем мы с Честером такие вот беседы.
Во вторник, и в четверг, и даже в среду.
Со стороны все это видится, конечно, бредом!
Но он умеет говорить, клянусь своим обедом!
А вечером, когда пора ложиться спать,
Сей Честерюга ну никак не хочет уставать!
Его утихомириться не в силах уболтать,
Я колыбельную тихонько начинаю напевать:
Давно уснули в миске и Китикэт и Вискас,
И уличные киски сны видят о сосисках.
Спят даже молдаване, мечтая о прописке.
Сосед и тот за стенкой давно храпит, редиска.
Усни и ты мой серый, попробуй мне поверить:
День завтра будет новый. Длиннющий – не измерить!
Мы будем веселиться! Ты будешь самым главным!
Мурчит. Глаза закрыл. Задрых! Ну вот и славно…