1
К скамеечке приковыляла Рая,
Присела астматически пыхтя
И важно сдув былиночку с ногтя,
Сказала: «Я в своей семье чужая!
Степана не ревную – он дитя,
Такого может увести любая.
Чего скрывать, – я у него седьмая –
Ох, нет мне от паскудника житья.
И сын не сын! Учительствует в школе.
За март зарплата – запонки, носки,
Рубашка, галстук: мелочи, не боле!
Потратил всю – на что?! – на пустяки.
Доведена до почечной я колики –
Напрасно мел крошит он у доски!»
2
«Напрасно мел крошил он у доски,
Когда в педагогическом учился –
Что толку? – шарабан не изменился –
Остался пуст – ума, как у трески.
Да лучше бы в сапожниках варился,
Или в тайгу слетал бы мыть пески
На золотишко! – там не дураки –
И смотришь, человек бы получился.
На то и мать, что вижу – с ним беда.
Я говорю, что пользы от лузги? –
В одно ведро ее и умный и балда –
Всего лишь мусор: свой диплом сожги!
Мычит в ответ он – гордый хоть куда –
Вконец пересушил студент мозги!»
3
Вконец пересушил студент мозги
В те дни, когда пересдавал зачеты,
Имея твердый стаж пехотной роты,
Среди устав не чтившей мелюзги.
Что помнилось? – казенные компоты
И хриплый голос старшины брюзги
И, как ночами охранялись дзоты,
Когда кругом ни шороха, ни зги.
Поступит не поступит – поступил! –
Была характеристика такая:
Уступчив, скромен, в армии служил.
Ученье – свет! И он души не чая
В такой формУле, фОрмулы зубрил –
Пять лет он жил травы не замечая.
4
Пять лет он жил травы не замечая,
Пять весен он перечеркнуть сумел –
Потел над фолиантами – корпел,
В большие люди выбиться мечтая...
Слетала перхоть, волос поредел;
Сокурсницы ж истомой отвечая
На взгляд его поблекший, шли качая
Плечами, бедрами – являя гибкость тел.
Намек был до смущения прозрачным –
Орла сего в семейные б силки:
С ним будущее не казалось мрачным!...
«Срастутся от учебы позвонки», –
Вещал Иван Лукич с загибом смачным...
И Клуша: «Да! – он глохнет на звонки!»
5
И Клуша: «Да! – оглох он на звонки.
Пятнадцать как-то я копеек одолжила...
Ну, вот – должок я проездными приносила
Билетиками – должной не с руки
Мне быть – к тебе я полчаса звонила
Напрасно, милочка – отшибла кулаки
О дверь дубовую твою – не навлеки
Гнев Господа – Христа ли разбудила? –
Не то, чтобы открыть мне не хотел –
Как он относится ко мне, поверь, я знаю –
Твой сорванец, башибузук, пострел.
Сама б ты видела, Раиса дорогая,
С какой он миной на билетики смотрел –
Видать, бабеночка приснилась неземная!»
6
«Видать, бабеночка приснилась неземная.
И вы, нам суженые, помните о том,
Что дышите вы по земному – ртом,
А нам рисуется романтика иная.
Понять ли вам, что мы на риск идем
Лишь ради высшей красоты, но где Даная?
Та – толстая, а эта – жердь – худая,
Иль намазюкается... Вот на что клюем! –
Садись же!» – лекцию Иван Лукич прервал
И чуб упрямый, как тетрадь листая,
Рукой свободной место указал
Пришедшей. В ней товарку признавая,
На ухо молвила, подвинув свой портал,
Прокопьевна с душой: «Весна шальная!»
7
Прокопьевна с душой: «Весна шальная!»
И Глаша: «Эх! – вернуться бы назад –
День проклинаю тот, когда мой гад
Мне встретился в районе Кустаная!»
И Клуша: «Мой принес мне шоколад,
Шампанское и розы – я растаяла»...
Прокопьевна: «И на себя будь злая,
Я тоже думала, что жизнь – цветы и сад;
За мною граф в семнадцатом ухаживал –
Мы жили в городке возле Оки»...
Их разговор был в середине марша –
От темы к теме совершал броски
В мгновенье то, как Сонька-парикмахерша
Шла... Декольте по самые соски!
8
Шли (декольте по самые соски!)
Порядочные на Кобзона дамы
И намагничивали взгляд не только хамы:
Интеллигенты – те же босяки!
Молитвенно к листве тянулись рамы
Своими створами. В цветочные глазки
Нырять не только пчелам – и жучки
Пытались быть участниками драмы.
Апрель! – теплынь поила окоем
Тем таинством извечным, что стремится
Побыть все разнополое вдвоем.
Любовь не спрашивает, где ей поселиться –
Предстать пред очи в облике каком:
«С кобылой видела его я – ну и птица!»
9
«С кобылой видела его я – ну и птица!» -
Прокопьевна сдержаться не могла
И не хотела – бац! – произнесла,
Дав повод на живца переключиться.
И Рая (сына заклевали!): «Я – ушла!»
И Клуша вслед: «Брось, балаболка, злиться, –
И обращаясь к остальным, – могу божиться,
Что парикмахерша кобылой той была!»
«В кино он ходит, – Глаша не смолчала, –
То с дочкой Таськиной, а Таська ни гу-гу;
То с Веркой – шарфики она ему вязала»...
В смешок Прокопьевна: «Ой, бабы, не могу! –
И в подтвержденье доверительно сказала, –
А Нинка лучше? – он и здесь в долгу».
10
«А Нинка лучше? – он и здесь в долгу, –
На том скукожилась и охая привстала, –
Куда часы уходят? – я устала,
Мои болячки моему б врагу!» –
Ушла... К ней Клуша ненависть питала –
И тут же: «Жадная!» Иван Лукич: «У-гу! –
Подметила ты верно – к пирогу
Ни разу нас она не приглашала».
Речь обрела диалектический размах:
«И смех, и грех – до Соньки докатиться!»
«Жаль парня – пропадает на глазах».
«Чубатым был – стал лысиной светиться».
«Допляшется – умрет в холостяках!».
И Глаша молвила: «Пора остепениться!»
11
И Глаша молвила: «Пора остепениться –
Серьезный с виду он, а ближе – ох и гусь!
В его характере никак не разберусь –
Со мной здоровается, будто сторонится».
Иван Лукич: «А борода! – ему б побриться.
Была моя бы воля, я, клянусь,
Его б на трактор посадил на «Беларусь»
И в степь – пахать – по черному трудиться!»
И Клушин голос к Лукичу: «Закрой лохань –
Тебя послушаешь, так знал всего одну –
Припомни Ирочек своих и разных Мань...».
И Глаша к ней: «Оставь свою войну –
Все только парами живет, куда ни глянь».
И вновь Иван Лукич: «К тому и гну!»
12
За ней Иван Лукич: «К тому и гну,
Что корчит парень грамотную рожу;
Смотреть противно! – что ж, читал я тоже;
Бывало, что без книги не усну, –
Плечами нервно дернул, – что-то ежит,
Пойду-ка стопочку в гортань переверну...
Смотрите! – Клуше с Глашой, – ну и ну! –
С кем наш бобыль идет гулять? – похожа
На дочку Таськину – плывут они вдвоем!»
И Клуша: «Да! – могу перекреститься».
И Глаша: «Белая рубашечка на нем!»
Взыграло мигом в Лукиче чутье провидца
И выдал он, пристукнув костылем:
«На свадьбе должен наш артист остановиться».
13
На ней и должен он остановится,
Чтобы материи не стыть на том нуле,
Где нет явлений ни Эйнштейна, ни Пеле,
Ни Пушкина, ни пролетевшей птицы,
Без нас! – какое имя дать Земле?
Без нас! – в какие странствия стремиться?
Без нас (мы – люди) обезьяньи лица
Начнут свой танец в обезьяньей мгле.
Без нас! – ни букв, ни азбуки, ни строчки.
Без нас – не нам распознавать луну,
А разуму в паучьей оболочке.
Без нас нет места хлебу и вину –
И все ж подпишемся: не надо ставить точку
На том, что он найдет себе жену.
14
«Когда же он найдет себе жену?» –
На этой мысли тряпку подняла...
День долгим был – на кухне подмела,
Сварила борщ – направилась к окну.
Внизу – Прокопьевна, к ней Глаша подошла,
К ним Клуша сунулась поковырять в носу.
Закат пылал – подобная слону,
От липы тень весь двор пересекла.
Точь-в-точь, как и вчера, в словесный бой
Вступил Иван Лукич, собой являя
В натуре трезвость – он не пил порой.
«Чесалки подлые!» – шепча и воздыхая,
Ключи взяла, зевнула – рот дырой –
К скамеечке приковыляла Рая!
15
К скамеечке приковыляла Рая:
«Напрасно мел крошил он у доски,
Вконец пересушил студент мозги –
Пять лет он жил травы не замечая».
И Клуша: «Да! – оглох он на звонки.
Видать, бабеночка приснилась неземная».
Прокопьевна с душой: «Весна шальная
Шла – декольте по самые соски...
С кобылой видела его я – ну и птица!
А Нинка лучше? – он и здесь в долгу».
И Глаша молвила: «Пора остепениться».
За ней Иван Лукич: «К тому и гну,
Что должен наш артист остановиться
На том, что он найдет себе жену».