Предчувствуя, что уличат в злодействе,
В антигуманном умственном кокетстве,
Я перейду к обзору наших действий
В аспекте их намерений и следствий.
Здесь, в сущности, одни хитросплетенья,
Мой разум заводящие куда-то, -
Ведь этику волнуют побужденья,
Историю же – больше результаты.
Так что важнее: внешняя фемида
Иль к небесам влекущая свобода?
Этическое – поле индивида,
История же – поприще для рода.
История, как дом многоэтажный,
Всё строится - ни истинно, ни лживо;
В ней виден лишь учёт, и там не важно,
Что мёртвые когда-то были живы.
История итожит поколенья.
Вглядевшись в род, всё видится иначе.
Для этики же будет оскорбленьем,
Рассматривать подобную задачу.
В истории нельзя увидеть Бога,
Как бы она об этом ни кричала,
Там неизменно судят по итогу.
Господь же хочет ясного начала.
Добро и зло - ослепшим на потребу.
Дом строится, и положенье шатко.
В этическом себя ты видишь с неба,
История – не больше чем оглядка.
Стремленье и итог – два разных звука,
И в каждом как бы собственная крайность:
В одном слышны поползновенья духа,
В другом их корректирует случайность.
Намеренья и следствия! Безмерны
Их сила и масштабы их урона.
Себя мы выражаем только в первом,
Но осуждаться будем по второму.