Железная маска России

Владимир Орлов 3
            Железная маска России.

О сколько тайн и драм кровавых
Хранят покровы старины!
Изгой судьбы, друг дней печальных,
Дитя, страдавший без вины!

Иван Антонович, по праву,
Мог царский жезл в руках держать,
Но злая доля, на забаву,
Решила всё переиграть.

Его отец Антон Брауншвейгский,
Принц по рожденью, был женат
На дочери сестры царицы Анны
И был не очень-то богат.

Жена его, принцесса Анна,
Царице тёзкою была
И для неё была желанна,
К тому ж, ей внука родила.

Царица Анна завещала,
Что если дочь сестры родит,
Чтоб ветвь её не угасала –
Внук род их всё же сохранит.


И вышло всё по завещанью:
Ведь Анна сына родила!
Императрица, по преданью,
Его любила, им жила.

Но лишь два месяца игрался
В объятьях царской тётки он.
Ей призрак собственный попался,
Причём, сидел, занявши трон.

Императрица понимала:
Такое видишь неспроста.
Слегла, смертельно захворала
И смерть слепила ей уста.

Тут дочь Петра Елизавета
Решила трон к рукам прибрать.
Младенца надо сжить со света,
Иль с глаз куда-нибудь убрать.

И, на убийство не решившись,
Второй избрать решила путь.
Мать, взяв его, перекрестившись,
Склонила голову на грудь.

Бескрайние вились просторы…
Вдали остался Петербург…
Монастыри и Холмогоры…
Потом уж крепость – Шлиссельбург.

Прожив лет восемь в Холмогорах,
Ребёнок корью заболел,
Но дверь должна быть на запорах,
Туда врач доступ не имел.

Дитя лишь чудом жив остался,
Но знал бы, что ждёт впереди…
Уж лучше б он тогда скончался,
Чем жить в неволе, взаперти.


Его семья была в опале.
Мать заболела, умерла.
Отец ослеп и это знали.
За горло всех нужда взяла.

Призывы всё же раздавались:
Семью на родину свезти!
Опять же, братья оставались –
На трон претендовать могли.

Отцу Антону предлагали:
Уехать может, мол, один.
Детей при этом забывали,
Но принц с семьёю был един.

Порою споры разгорались:
Ивана надо бы вернуть,
Ведь шансы быть царём остались,
Могли ему ведь присягнуть.

Для безопасности престола
Ребёнка взяли из семьи
И одного, ещё малого,
В глухую крепость увезли.

Но тайну узника все знали.
О нём шептались на углах.
За штоф лишь водки б рассказали:
Кто здесь сидит, в каких летах.

Знал тайну также и сам узник:
Ему всё кто-то рассказал.
Не понимал он одного:кому же нужно,
Чтоб он, безвинно, так страдал.

Года безжалостно летели.
Елизавета умерла.
Племянник Пётр был у цели,
Но с ним жена его была.


Пётр Третий знал всё про кузена
И в Шлиссельбург решил отплыть,
Чтоб убедиться: есть измена?
И брата всё же навестить.

Спустившись в каземат страдальца,
Он называть себя не стал,
Но, неземным чутьём скитальца,
Тот императора признал.

И, называя его братом,
Ему он в ноги вдруг упал,
Пётр постыдился стать здесь катом
И брата дружески обнял.

Два императора стояли:
Один в мундире, с палашом!
Другой – в лохмотьях и в печали,
Угрюмой стражей окружён.

И оба власть свою приняли,
Но, по иронии судьбы,
Лишь год страною управляли:
Не знал ещё второй беды.

Его, как и царя Ивана,
Екатерины бунт сметёт.
Политика полна обмана
И смерть, невольно, он найдёт.

Ну, а пока же Пётр заверил,
Что будет брат освобождён
И узник радостно поверил,
Что выйдет из темницы он!

Ему прогулки разрешили.
Он посвежел, подзагорел!
Построить дом ему велели,
Но он свободы так хотел!


На даче даже в Петербурге
Он у Гудовича пожил,
Но вновь остался в Шлиссельбурге
И по ночам, рыдая, выл.

А Пётр уже угомонился
И обещания забыл,
И Фридрих Прусский тут вступился,
Чтоб Пётр с Иваном не спешил.

Любовь крутил он с Воронцовой!
С женой наметил – развестись!
Потом с любовницей сойтись,
Но он не знал ещё -  Орловых!

Что трое братьев, все – кутилы!
Имели вес большой в войсках!
Екатерине подсобили!..
Остался Пётр на бобах.

Екатерина, зная тайну,
Кто в Шлиссельбурге заключён,
Сама хотела знать детально:
Как он живёт, здоров, умён?

И встречу тайно с ним имела
В глухой избушке лесника,
Но, всё ж, помочь не захотела –
Ведь жажда власти велика!

И, убедившись, что невольник
Почти неграмотен и дик,
Оброс власами, как раскольник,
И прячет от людей свой лик, -

Екатерина понимает,
Что вряд ли править сможет он,
Но завещанье позволяет,
Однако, сесть ему на трон.


И чтоб такому не случиться –
Его нельзя оставить жить!
Вдруг сможет он освободиться –
Его тотчас должны убить!

А случай всё же появился.
Мирович был тому виной.
Карьеры, денег – не добился,
Решил рискнуть он головой.

К тому ж, имения отняли
Ещё во царствие Петра:
Мазепе предки помогали,
Сестёр ждала всех нищета.

Мирович знал, что император
Томится в крепости давно.
Что он не вор, не узурпатор,
Ему на троне быть дано.

Сумел он стражником внедриться
И видел страшный каземат,
Где узник молодой томится,
Кого в беде оставил брат.

Стал подбирать себе он друга,
Кто жизнью был рискнуть готов,
Хотя была ещё подруга,
Но друг был найден – Ушаков.

Молебен в церкви отслужили:
На случай, если примут смерть,
Как бы себя похоронили,
Решившись заживо отпеть!

Но тут судьба их разлучила:
Его напарник утонул!
Решаться время наступило
И он с дороги – не свернул!


Он манифест свой изготовил!
Им пред солдатами потряс:
Мол, настоящий царь -  в неволе
И ждёт, чтоб кто-то его спас!

Слова поручика внушили
Солдатам всем желанный пыл,
Из пушек в ворота палили
И, вскоре, бросились в прорыв!

Узнав, что крепость осаждают
И есть на этот счёт указ,
ЧекИн и Власьев вдруг решают –
Немедля выполнить приказ!

Дверь быстро в каземат открыли -
И два клинка мишень нашли!
Убийцы убивать умели
И пал невинный, весь в крови.

Мирович в каземат ворвался,
Когда затих предсмертный стон.
Увидев узника, сломался
И, добровольно, взял полон.

Три самодержца не сумели
Решенье верное найти!
А ведь крестились, псалмы пели!
Им от ответа – не уйти!

Тому, кто кровь прольёт невинных –
Нет оправданья в небесах!
Пусть говорят потом в гостинных,
Что был то -  вынужденный шаг.

Просил ведь: « Хоть в Сибирь сошлите,
Но только дайте вольно жить,
Свободу только сохраните…»
Нельзя ведь ни за что – убить!


Мирович был, всё ж, обезглавлен,
Хотя прощенья в тайне ждал.
Невестой был он не оставлен
И оттого бодрее стал!

А Безымянный заключённый
Там где-то без креста лежит…
Невольно, с смертью обручённый,
Убийц своих он -  не простит.

Простила их Екатерина!
Семь тысяч каждый получил!
Для денег ведь была причина:
Тот узник больше не вопил!

Итак, политика всесильна:
Кого казнить, кого любить!
И жалость здесь всегда бессильна,
Но можно ль это всё – простить?
11.07.06.