За топотом пехоты, за ревом дромадеров,
В безмолвном окруженьи суровых паладинов,
Скачу – но кто я? Кто ты? Ужель Защитник Веры?
Кого враги в сраженьи зовут Салах Ад-Дином?
Пророка гласу внемля, все ж слов не удержу я:
Иль я святее франка? Правдивей иудея?
Чью кровь пролью на землю, свою или чужую?
Где слава? В перебранке злодея со зодеем?
Куда бы я ни вышел, я сын своей пустыни,
Она одна и та же – в седле я, иль на троне.
Так что мне эти крыши и стены в Палестине?
Что Саладдина свяжет с пейзажем посторонним?
Я Саладдин-пустыня, безбрежная как время.
(Под этим небосводом, где не считались годы,
Не строились твердыни, не прорастало семя,
Я порождал народы и пожирал народы).
Так думал он, и мраком чело его покрылось,
И паладины стали, и лязгнув, войско стало.
Враг ожидал со страхом. И ожиданье длилось.
Закат играл на стали, кровавя блеск металла.