Эхо от взрывов и треск автоматный,
Словно бездомное шлялось в горах.
Скалы, как оспой свинцовой щербаты,
Прочь гнали эхо в крови и смертях.
Солнце еще за горою не скрылось,
Пять минут света, и можно успеть.
Сын пишет матери, чтобы молилась,
Суженой шлет и поклон, и привет.
Лист из тетради к прикладу приладил,
Часом назад был безжалостным стол.
Бил по плечу, как отбойник до ссадин.
Пять минут света дано на письмо.
Мама, все в норме. Отец, не волнуйся,
Ты же вернулся с афганской земли.
Видно и мне судьба порох понюхать,
Помнить расщелины каждой скалы.
Знаешь, вначале казалось все адом,
Но уже свыкся, и если свистит
Пуля от снайпера, значит промазал,
Жду без движения, будто убит.
Но любопытство превыше рассудка.
Вот он идет на меня посмотреть,
Ухо отрезать на память. Вот тут-то
Дарит на память обойму медведь.
Ночью прохладно, гранит согревает,
Эхо проклятое спать не дает.
Горы назад его мне возвращают,
Жди, на заре застрочит пулемет.
Дико, но с детства со смертью в обнимку.
Смерть для них с детства как кресная мать.
Нас уважают, что мы по тропинкам
Ходим неслышно и можем не спать.
Так что вернусь, по весне ожидайте,
Если, дай Бог, промахнется палач,
То его душу пущу в небо к райским,
К райским воротам придет бородач.
Многих туда отпустили ребята,
Много и наших в боях полегло.
Черный тюльпан увозил тех обратно,
Тех, кого пуля застигла врасплох.
Ну, вот и все. Пять минут, солнце село.
Завтра отдам почтальону письмо,
Если не держит меня под прицелом
С синей горы бородач мой висок.
Эхо проклятое, эхо вернулось,
Или же стало мерещиться мне.
Птица ночная во тьме встрепенулась,
Знать, гость крадется ко мне при луне.
Вот он выходит, ну, как на ладони.
Грех промахнуться, и светит луна.
Выстрел… И землю афганскую обнял
В гости незваным кто шел до меня.
Зная звериных повадок уловки,
Молча на мушке к рассвету держал.
Нет, наповал, одной пулею волка.
Пятый за пятые сутки не встал.
Нет, не кино, настоящая правда,
Батя десяток таких положил,
Но и не спал десять дней этих к ряду.
И ничего, до сих пор еще жив.