Всё те же утки по тропинке год от года,
вразвалку, парочками месят слякоть.
Чуть подождём - затопают утята,
лишь влагу вымесят родительские ласты . . .
Когда старик ручей перешагнёт,
доковыляет до конца тропинки,
в то место, где тропы уже не видно,
в то место, где один лишь только лес
и озеро, - там тоже пара уток, -
на старика посмотрят и - взлетают, -
нет, нет, не испугавшись, просто так, -
тогда из чащи выбежит собака,
она деревья верно охраняет,
учёная, залает поначалу,
потом придёт, лизнёт колени старцу,
понюхает ладонь его пустую
и хвост опустит, вовсе безразлично,
неторопливо возвратится в чащу.
Старик слегка прищурится от солнца
и тронет распушившуюся вербу,
отнимет почку пышную от ветки,
её упрячет в добрую ладонь.
В тот миг ладонь озябнет необычно.
Тут . . . что - то внешнее отнимет старика
от почки, от апреля, от деревьев
и от сосца кормилицы, уснувшим, -
так ласково, так нежно успокоит.
1993