Чёрный автомобиль подъехал к мрачному зданию городской тюрьмы. Вот он остановился, из него вышла женщина средних лет, во всём чёрном - её лицо скрывала чёрная вуаль на шляпке устаревшего фасона.
- Подожди меня, дорогой, мне нужно повидать его одной, - сказала она водителю, который собирался так же выйти. Шофёр, полноватый мужчина с бородкой и с прищуренными глазами ворчливого мужа, недовольно пожал плечами, но не ослушался, включил себе радио и откинулся назад, закрыв глаза.
Она решительно шагнула к массивной двери и несколько раз позвонила. Окошечко в двери открылось.
- Ваш пропуск!
- Вот, пожалуйста, мне разрешили свидание, - сказала дама, и после проверки документов дверь открылась. Она проследовала по узкому тюремному коридору между стенами и решётками, потом вышла на открытое пространство, на котором сиротливая скамейка и одинокая берёзка, чахлое деревце, как всё в этом учреждении.
Она села на скамейку и стала ждать. Но узника всё не вели и не вели… Прошёл час, она нервно перебирала в руках свою сумочку, которую даже никто не рассматривал при входе. Осень входила в свои права, и с берёзки к её ногам упал жёлтый листок. Несколько раз она вставала, прохаживалась вокруг скамейки, оглядывала двор, окружённый со всех сторон окнами… из окон кто-то за ней наблюдал, но узника, к которому она пришла, ей всё не вели.
Наконец один из тюремщиков подошёл к ней и безразличным тоном бесконечно уставшего человека:
- Извините, но того, к кому вы пришли, здесь нет.
- Как это нет! У меня же написано в пропуске, что я могу с ним пообщаться! – возмутилась она. – Я уже жду целый час, прошу вас проверить, где он.
- Я всё понимаю, но его тут нет, вам нужно покинуть учреждение.
- Что вы с ним сделали? Он жив? Почему вы не отвечаете! – она ещё что-то говорила, но её вежливо вывели на улицу и захлопнули за нею дверь.
- Я буду жаловаться! – погрозила она двери, недовольно обошла автомобиль, вскочила в услужливо раскрытую дверь. – Поехали к их начальникам, я это так не оставлю!
Шофёр нахмурился, но возражать не решился, завёл автомобиль, и они поехали по городу. Несколько раз она выходила у каких-то правительственных домов, там подолгу пропадала, и выходила потом с ещё более мрачным лицом. Везде ей говорили, что такого узника нет, и быть не могло, что она ошиблась… И снова она ехала к вышестоящему начальству, пока не дошла до самых высших кабинетов.
К министру полиции её не хотели пускать, но она увязалась с одним писарем, как будто по делу, где-то записалась на приём, и наконец… она вошла в огромный кабинет. Пространство подавляло, и даже она, считавшая себя достаточно высокопоставленной дамой, шла скромно и с каким-то внутренним смятением. За огромным письменным столом сидел шеф всей полиции страны, лысоватый, в очках, и всем видом выражал сановную скуку:
- Я слушаю вас, уважаемая, - указывая ей на стул царственным ленивым жестом ухоженной руки. Она села, наклонилась вперёд и сразу перешла к делу:
- Я получила разрешение на свидание с одним заключённым… но мне сказали, что его там нет.
- И что, вы решили его найти здесь? – министр чуть приподнял бровь.
- Я хочу услышать вразумительные объяснения.
- Как зовут вашего заключённого?
- Набу.
- Набу? Это что, кличка такая? – при этих слова министр опустил очки на нос…
- Нет, это его имя, так его назвали родители.
- Однако, у вашего знакомого родители редкие оригиналы. Я не слышал такого имени никогда.
- И что же мне делать? – в её голосе прозвучала нотка отчаянья.
- А кто он вам? Муж, брат, сын?
При последних словах она недовольно вскинулась, но промолчала. «Наверное, я так старо выгляжу в чёрном», - подумала она, невольно выпрямляя спину.
- Ннеетт… Но я столько кабинетов прошла, я имею право увидеть его!
- Я не понимаю вашей настойчивости! Он вам никто… - смотрит по спискам на букву «Н», … - у нас нет никакого Набу. Потрудитесь объяснить мне, зачем он вам понадобился…
- Видите ли… не подумайте чего … я в те годы только начинала делать карьеру… А Набу вёл кружок изучения запрещённой литературы… и я его…
- И вы его сдали властям! – весело и достаточно бестактно догадался начальник. – А теперь что, хотите посмотреть, что с ним да как? Неужели совесть замучила? Если он преступник, и действительно занимался таким разрушающим наше общество делом, как пропаганда запрещённых идей, то вы сделали благо, и вас должны были наградить…
- Я получила свои награды…
- Так чего ж вы теперь хотите от нас? Мы тут грехов не отпускаем!
- Понимаете, в последнее время стал он мне сниться… и постоянно укоряет меня во сне, будто я сделала что дурное, втёрлась к нему в доверие, а потом…
- Ну что потом-то?
- Я предала его. Я сознаю, что я поступила бесчеловечно. Скажите, он умер? Что с ним? - она неожиданно заплакала, она так давно не плакала, что не ожидала от себя этой слезы, достала платок и растёрла тушь по лицу. Хозяин кабинета нехотя приподнялся, налил из графина в стакан воды, и поставил перед ней. Она дрожащими руками взяла стакан и крупными глотками опустошила его. В это время министр сел, наблюдая за нею полуравнодушно, полунасмешливо. Вот ведь принесло чувствительную дамочку… а она недурна собой… была когда-то… Вот и министр по молодости вроде тоже когда-то влюблялся… только на него любимая не строчила писем в околоток… Установилось неловкое молчание. Глава полицейского ведомства первым нарушил эту тишину:
- Знаете что. Если его нет среди заключённых, скорее всего он либо умер, либо освобождён. Я конечно могу распорядиться посмотреть в архивах, но как вы понимаете, и в том и в другом случае вам вряд ли удастся его найти, а мы розыском по таким малозначительным поводам не занимаемся.
- Как это малозначительным, да я… места себе не нахожу…
- И давно? А когда вы… исполнили свой гражданский долг, как вам спалось?
- Вы похоже обвиняете меня в том, что я сообщила…
- Нет, что вы! Я просто не совсем понимаю, что вам надо. Ваша жизнь удалась? Дети, муж, дом? Всё, что нужно женщине?
- Да, у меня есть и дети, и муж, и дом… Но… я любила Набу… и теперь понимаю… что больше не любила никого…
- И всё-таки вы устроили жизнь, как вы хотели. Ну, ничего, пошли на некоторые компромиссы… взрослые люди порой чем-то жертвуют… это детям подавай всё счастье, тут и сразу…
- Вы издеваетесь?
- Нисколько! Меньше всего у меня охоты издеваться над вами. Попробуйте жить с тем, что уже ничего не изменить, хотя бы ради детей, вот вам мой совет…
- Значит, его нет? И никак не найти?
- Я вижу, вы пропустили мимо ушей мой совет. Знаете что… возможно он где-то и есть… но уж точно не в наших заведениях… Так что извините, ничем не могу помочь. Ваши жалобы мне доложили… ну зря вы так рассердились на моих подчинённых. Нет, значит нет!
- Извините меня… я пойду… - сказала она, встала и, не поднимая головы, направилась к выходу.
Она выплыла на улицу, как в кошмарном сне замедленной съёмки, остановилась на крыльце, держась за перила… вслушалась в мир… на площади маленькая девочка бросала крошки голубям, и те радостно гукали… две студентки прошли, что-то живо обсуждая… В переулке бродячие музыканты устроили небольшой концерт, собрав несколько зрителей… Все жили… ведь жизнь продолжается… у тех, у кого нет на совести такого груза… как предательство своей любви.
- Ну ты скоро, дорогая? – из раздумий её вывел голос мужа. Перед ней зияющей пропастью открытая дверь в автомобиль… надо только шагнуть обратно… в свою жизнь… и всё забыть… и простить себе всё… Тот, кого она искала, потерян ещё тогда, в тот день, когда она написала донос ровным ученическим почерком и отнесла на почту.
Да, у неё всё есть. Вон муж нервничает, и хотя он приручен, как домашний зверёк, но… и она его не любит, да и он тоже как будто по обязанности всё делает, водит авто, а дома… они молчат каждый о своём. Дети… дети это великое счастье… только вот что-то счастья внутри нет.
Почему ей порой стыдно учить их добрым поступкам? Она так устала врать! Всем… мужу… детям… себе…
«Надо жить ради детей, я всегда жила ради них и только них» - попробовала настроить себя она, садясь в автомобиль…
Действительно, дети являются оправданием всех наших страхов и предательств, поскольку ради них мы можем идти на любые подлости. Ведь кто выживает – тот, кто предаёт, а не преданный… тот, кто испугается и спрячется, а не тот, кто геройствует по жизни и жертвует собой … тот, кто поближе к власти, а не против неё… Таков закон эволюции, закон выживания в обществе, где все рабы… Да, нужно жить в этой фальши, она уже привыкла делать всё правильно… ради детей. Разве она поступила бы так ради себя?
Автомобиль медленно тронулся с места. Дама смотрела сквозь сеточку вуали на жизнь и … завидовала им, тем, кто никого не предал, кому не снятся эти сны, кто умеет не испытывать никаких угрызений совести за свою жизнь… такую правильную… сытую… счастливую… поганую жизнь Иуды, который не решился затянуть на осине петлю и ходит среди людей, имитируя счастье, достаток, уют, улыбаясь своей маской и стараясь не думать о том, кого все эти годы каждой ночью видит во сне.
----------------------------------------
иллюстрация - http://content.foto.mail.ru/mail/sergejale/893/i-946.jpg