Вопрос национальностей,
Затёртый и измученный,
Болезненно-сомнительный
Для мнительных господ,
И я его не трогаю
Никак ни в коем случае,
Хоть даже коий случай тот
Негаданно придёт.
Но был на днях на лекции…
Перед учённой братию
Там выступал заслуженный
По слухам человек.
Своей солидной внешностью
Он вызывал симпатию,
Глаза светились мудростью
Под ширмой томных век.
Фамилия докладчика –
Для слуха аномалия –
Уж больно витьеватая
На мой простецкий вкус…
Он носом выдающимся
Вполне мог быть с Италии,
А кучерявой внешностью,
Быть может, и француз.
Он говорил уверено,
Как если б знал доподлинно,
Мол, пропаганда подлая
И чей-то злой подлог,
Что Русь великим воинам
Была когда-то Родиной,
И славилась культурою
На Запад и Восток.
Надумана, приписана,
Ничем не обоснована
Руническая письменность
В дохристианский строй…
Серьёзные учёные
Не заинтересованы
Ни Велесовой книгою,
Ни прочей чепухой!..
И я кивал в согласии –
Я не силён в истории,
И в этой акватории
Подвластен всем ветрам…
К тому же больно куцыми
Казались все теории,
Что были неудобными
Большим профессорам.
По залу, сколько видеть мог,
Сквозило одобрение.
В едином устремлении
Учёные мужи
Руси отписывали роль
Простого поселения
Во имя подавления
Пропагандистской лжи.
Друг друга им не поддержать –
Сверх логики насилие…
Наука ангажирует
Мораль на па-де-де…
У них так много общих черт
И полное обилие
Фамилий кучерявеньких,
Носатых и т(э).д(э).
И только в дальнем из рядов,
В полнейшем одиночестве,
Сидел и недоумевал
Профессор Иванов.
Он был паршивою овцой
И внешностью и отчеством,
И завсегда принадлежал
К когорте молчунов.
А лектор в подтверждение
Славянской неспособности
В культуре государственной
И в прочих чудесах
Разменивался фактами
Порой весьма прискорбными,
Но в очень убедительных
И зрелых словесах.
«Конечно, огорчительно –
Вещал он – осознание…
Но факты недвусмысленно
Указывают нам,
Что Русь, не культивируя
Научные познания,
Была лишь поселением
Неграмотных славян.
Судите по свидетельствам,
Читайте по орнаментам,
Ведущими учёными
Давно утверждено,
Что государства строятся
На субкультурной самости,
Что самоосознанием
Народности полно…».
Я не скажу, что понял всё.
Похлопал лишь из робости.
Все хлопают, и я, глядишь,
Ничуть не хуже всех.
Хоть зрело ощущение
Какой-то скрытой подлости,
Неявно обеспечившей
Докладчику успех.
По-окончанье лекции
Настал момент полемики,
Поднялся, к удивлению,
Профессор Иванов.
С ноги он мялся на ногу
От явного смущения,
Но был однако выдержан
В произнесеньи слов.
«Позвольте, - обратился он, -
Выходит несуразица,
Народ славянский не был коль
Культурою сплочён,
Как покорить сподобился
Такую часть Евразии,
Не пользуясь уверенно
Ни словом, ни мечём?
К тому же, несерьёзной вы
Назвали книгу Велеса,
Легко сослав в забвение
Сей спорный артефакт.
В придумку Миролюбова
Мне искренне не верится,
Но верится Дубровскому,
Ценившему трактат».
Фамилия Дубровского
Напомнила единственно
Мне некогда прочитанный
Культурный анекдот.
А вот лицо докладчика,
Нахмурилось воинственно,
И искривился злобою
Его учёный рот.
«Желаемое хочется
Вам выдать за действительность. –
Последовал немедленный
Решительный ответ. –
Но не к лицу учёному
Восторженная мнительность.
Лишь объективность вычистит
Псевдонаучный бред.
Не может мысль учёного
Быть личных чувств заложницей!
У всех одна история
И люди все равны,
Но вот народ народу рознь
И в рамках этой розницы
Плодятся заблуждения
И ложные труды.
Славяне не отмечены
Культурным обаянием,
Машиной государственной
И тактикой войны…
Зато по миру славятся
Пристрастьем к возлиянию,
И всех чудес возвышенных –
Матрёшка, да блины».
Уж кто тут прав, кто виноват,
И время не распутает…
Событиям минувших лет
Трактовок миллион…
А истина, как водится,
Есть барышня распутная,
Блюдущая потребности
Влиятельных персон.
Вопрос национальностей –
Известный и изученный –
Опасно-разрушительный
Для нравственных основ,
И я его не трогаю
Никак ни в коем случае…
И в зале кто не хлопали:
Лишь я, да Иванов.