И будто вижу на столешнице прибор:
эпистолярные листы, чернила, перья...
Склонилась Анечка Горенко над столом –
начало века в серебристом ожерелье.
А у Волошиных Цветаева в гостях…
Впервые встретила Серёженьку Эфрона,
Записывает «Эр», выводит вензеля.
«Люблю, люблю!» «Р»ык леопарда вторит море.
Величье Музы было в музыке стиха,
которая распахивая двери,
склонялась в изголовья к ним, шепча:
- Я- здесь! Пришла – пишите же скорее.
Вслух наговаривала Нечто, отчего
сон улетал с ресниц пушистых, длинных.
Перо клевало из чернильницы зерно,
на нить низало буквы вязью синей.
И Муза засыпала на челе,
склонённом на запачканные пальцы
в венцах Марининых колец ... А перед Анной
июньской ночи Петербург белел.
Кружила юность в танце,
Неудержимо мчалась в бездну,
в неизбежность. Не на свет!
Вариант 2.
***
И будто вижу на столешнице прибор:
эпистолярные листы, чернила, перья...
Горенко Анечка склонилась над столом –
начало века в серебристом ожерелье.
А у Волошиных Цветаева в гостях…
Коктебель, Кара-Дага скал отроги…
Мариночка, влюблённая в Эфрона
записывает «Эр», выводит вензеля -
«Люблю!». «Р»ык леопарда вторит море.
Величье Музы было в музыке стиха,
которая распахивая двери,
склонялась в изголовья к ним, шепча:
- Я здесь! Пришла. Пишите же скорее.
Вслух наговаривала Нечто, отчего
сон улетал с ресниц пушистых, длинных.
Перо клевало из чернильницы зерно,
на нить низало буквы вязью синей.
И Муза засыпала на челе,
склонённом на запачканные пальцы
в венцах Марининых колец ... А перед Анной
июньской ночи Петербург белел.
Беспечная кружилась юность в танце,
неудержимо мчалась в бездну века
в неизбежность, не на свет.
Пьяченца 24 ноября -09г.
Пьяченца 24 ноября -09г.