Раскалённые камни шипят, снова соприкасаясь с холодной водой.
Я не знаю, когда мы увидимся. Пар заслонил пеленой кругозор,
Сократив его зрение до скорпулёзных частиц. Я не стану вдовой,
Потому что так глупо окутать невинное тело в печальный позор.
Я смываю с себя одинокие тяжкие дни, непохожие на
Романтически верные грёзы, в которых летала богемная жизнь.
В этом мире, несвязанном логикой женской, молчит одиноко луна,
Составляя из звёзд и туманностей людям красивейшие миражи.
Я уснуть не боюсь, потому что ложусь на постель из чистейшей золы.
И привыкнув угарную пыль полной грудью свободно и нежно вдыхать,
Понимаю частичками мозга, что для микроскопов бездарно малы, -
Этим действием я заставляю себя ненавязчивой мыслью махать,
Обладающей рифмой и признаками литературной среды,
Повторяющей образы, взятые кем-то с далёких и ветхих планет.
Лишь она пополняет свободой и верностью мужественные ряды,
Среди строчек которых рождается всеуслышанный вечный завет.
Я ищу прототипы среди мною найденных образов сладких идей,
Одурманенных запахом приторным очень далёких и близких побед.
Приближаю мгновения годом с мельканием трудных мучительных дней,
В результате которых уходят плеяды вновь странствующих бед.
Семистопный анапест с ямбической рифмой мужской, чередуемой здесь
Строго через одну философскую строчку, в которой томится архив,
Отражает на взгляд дилетанта, читавшего текст, сумасшедшую смесь
Неопознанных мыслей и образов бездаря с чётким названием стих.
Только это не так. Мысли-метаморфозы секутся на несколько слов,
Собираемых будто в пучок предложений искомых когда-то причин.
Эти фразы, признаюсь, мной найдены были в одном из запасников снов,
Попадая в который, мы все (это мной не разгадано) громко кричим.
9 ноября 2003 г.